Владимир Добряков - Когда тебе пятнадцать

— Правильно, Леонид Иваныч, дело это страшное. Вот дружок у меня, как говорится, по несчастью. В нашем доме. А в школе вместе когда-то учились…

— Не дядя Гриша? — вспомнил Волков.

— Он самый. По математике первый был. Поверишь, светлый парень. Из-за девчонки на двух хулиганов пошел, а один из них с ножом был. Вот какой парень… Теперь ничего не осталось. Ногу, бедняга, сломал, в больнице сейчас…

Разбередил Петр Семенович рану, вспомнив в разговоре с парторгом школьного друга Гришу Белоцветова. Был когда-то Белоцветов, а теперь уже многие годы — «дядя Гриша». А то и добавят: «алкаш» или «запивошка».

Решил, не заходя домой, навестить Григория. Кулек яблок купил. Банку виноградного соку. Надо навестить. Когда еще соберешься, завтра на работу. Вечером, наверно, не пускают.

Дали ему халат, сказали, как пройти. Сестричка еще поинтересовалась:

— А что у вас в банке там?.. А, сок, в магазинной упаковке. Ну, пожалуйста, идите. Недолго, пожалуйста.

Подозрительные вопросы дежурной Петр Семенович истолковал правильно. Собственно, и не понять было нельзя. Он тяжело вздохнул: «Видно, и здесь попивает…»

Но дело оказалось намного хуже, чем предполагал Петр Семенович. Вид Григория, давнишнего школьного друга, поразил его. Худой, лицо синюшное, под клочковатыми бровями — измученные, пустые глаза.

Однако, увидев приятеля, Григорий приподнялся на локте, в кривом, усмешливом разрезе губ зажелтели прокуренные зубы.

— Петь, ты? Ну свиделись! Вернулся, значит?

— Как видишь.

— А я вот маюсь, — Григорий показал на костыль у изголовья. — Первый друг мне теперь. Ну, рассказывай…

Но слушать Григорий не мог. Оглянулся на соседнюю койку, где, отвернувшись к стене, лежал седоватый мужчина, подмигнул хитровато:

— Не принес?

И снова Петр Семенович понял. Только виду не показал.

— Яблоки держи вот. Виноградный сок…

— Сок, — скривился Григорий. — Ну хоть сто граммов есть?

— Гриш, ты же в больнице, — не найдя лучшего довода, сказал Петр Семенович.

— Значит, нету…

Григорий поднял глаза в потолок. Смотрел долго, отрешенно, пока воспаленное, красноватое веко с блеклыми, редкими ресничками не заполнила слеза.

— Помру скоро.

Гудин вздрогнул:

— Будет! Чего наговариваешь!

— Помру, Петя… Нога — это… Можно бы жить. Скоро и гипс снимут…

— Ну так…

— Обожди, слушай… Я все знаю. Здесь у меня… — Григорий показал сбоку живота. — Цирроз. Слышал про такую хреновину? Печень… До Нового года не дотяну. Хоть до снегу бы… Помнишь, в десятом, снежки в девчонок бросали… Я Раисе в лицо попал. Не хотел же, нечаянно. Ведь не из-за этого, а? Как думаешь? Не любила, наверно, вот и кончилось у нас… Эх-х! — Григорий с ожесточением вытер рукавом мокрый глаз. — Еще-то придешь?.. Хоть по дружбе-то принеси маленькую. В карман положи. В карманах Танька не смотрит… Не принесешь, вижу… Завязать решил?

— Попробую, — сказал Петр Семенович. — Сок открыть тебе?

— Сегодня число какое?.. Второе? Третьего декабря мне — сорок четыре… Мало… Ты завязывай, если сможешь. Анька-то не ругает меня? Ты не обижай ее. Хорошая баба. Мне бы такая встретилась…

С неизъяснимо тяжелым чувством покидал Гудин больницу. Не хотел, а само подумалось: до отметки в сорок четыре Григорию не дотянуть. Совсем плох. Да, цирроз есть цирроз. Распад печени.

Начали показывать мультики, и Юлька, не доиграв партию, кинулась к телевизору.

Таня собрала шашки в коробку, с загадочной полуулыбкой взглянула на Костю, чинившего ремешок от часов, и в несколько высокопарном стиле сказала:

— Так все-таки остаюсь в неведении: мы можем рассчитывать на участие маэстро в концерте?

— Тань, да какой я исполнитель! Испорчу все.

— Но ты же поешь.

— От этого пения мухи в форточку вылетают.

— Не верю. Пойду наведу справки.

Анна Ивановна чистила на газете селедку. Она подтвердила, что в детстве Костя пел хорошо, а сейчас совсем редко поет, и то, когда никого нет.

— Но все-таки поет?

— Да умеет. Слух у него хороший… Танечка, который уже на твоих?.. Ох, — с тревогой проговорила Анна Ивановна, — ушел на два часа, а вон и стемнеть успело…

— Да вы не волнуйтесь. Это же завод. Столько не виделись! Разговоры, новостей всяких накопилось. За два часа разве успеешь… Все выяснила, — вернувшись в комнату, сказала Таня. — Действительно поешь. Правда, не Карузо, но для нас вполне сойдет.

— Да расскажи толком, что за концерт, где?