Дойвбер Левин - Федька [Повесть]

— Помру, помру! Сказал! Тоже! — Федька отвернулся, незаметно смахнул слезу. — Вот погоди, загоним белых — еще с тобой в Москву поедем, Вася!

Скрипнула дверь. Федька сердито оглянулся: «Кто там? Тихо!»

В дверях стоял комиссар. Постоял с минуту. Бесшумно, на цыпочках, подошел к Сороке.

— Ну, как, Василий?

Сорока открыл глаза. Посмотрел. Видимо, узнал комиссара, зашевелился, руками задвигал, хотел приподняться.

— Лежи, лежи, — сказал комиссар. — Ну, как ты, Вася?

— Ничего… — чуть слышно сказал Сорока. — Ничего… Матвей… Ива…

И не договорил — умолк. Он вдруг вытянулся, застыл. Лицо его вдруг стало суровым, строгим. А глаза — огромными, пустыми, страшными.

— Вася! — крикнул Федька. — Вася! Что ты?

Сгущались сумерки.

Над лесом стоял тяжелый закат.

И в сумерках, на закате, бойцы хоронили пулеметчика и друга, Василия Сорокина.

— Ну вот, товарищи, — сказал комиссар, — хороним Ваську, Васю, Василия Петровича Сорокина, бойца непобедимой Конной армии. Он был честный боец, Вася. Верный солдат революции. Хороший он был парень, что говорить. И вот, поди ж ты, убили, замучили. Шомполами! На испуг берут! Испугать хотят! Это кого же испугать-то? Большевиков-буденновцев? — Комиссар повернул голову в сторону леса, оттуда глухо доносился гул канонады. — Так, что ли, ваше благородие? — Он прислушался, как бы подождал ответа. Потом наклонился к Сороке, сказал просто, как живому: — Ну, Вася, прощай. Взяли бы с собой, да сам понимаешь…

Сумрачный, молчаливый, подошел к Сороке Потапов, комвзвода.

Подошел Никита.

Подошел Андрей.

Несмело, боком как-то, держа в руках мятую свою солдатскую фуражку, подошел «калмык».

— Вона как, — сказал он. — Вона что… Так… Так…

Подошел Федька.

Нагнулся к Сороке.

И стоит.

Молчит.

Только слезы текут по щекам.

Комиссар бережно взял его за плечи.

— Ну, ну! — сказал он. — Что ты, что ты!

Сгущались сумерки.

Над лесом стоял тяжелый закат.

И опять ночь. И опять лес. И тишина. И в тишине еле уловимый шорох — идет первый взвод.

Идет лесом, в обход.

Ни говора, ни шепота — идут молча. Не проскрипит тачанка — колеса обмотаны тряпьем. Не вздохнет, не фыркнет конь — на морды натянуты мешки.

Так идут.

Идут лесом.

Идут долго, всю ночь.

И всю ночь Федька крепился, не спал.

«Нельзя, — помнил он, — нельзя спать! А то, неровен случай, налетишь сонный на беляка — в капусту порубит!»

Крепился Федька, не спал.

И вдруг под утро не выдержал, сдал: голова вдруг отяжелела, упала на грудь, нос запел тоненько-тоненько, как сверчок.

Федька закрыл глаза.

И только закрыл он, Федька, глаза, как увидел дом. Белый дом стоял на берегу реки, а река была бурная, быстрая. И был просторный летний день. И были легкие облака на небе. И тянуло с поля прелым сеном. И сизый ворон вился над полем:

«Вот она какая, Кубань-то! — думает Федька. — Красивая!»

Он стоит на высоком берегу. Он видит реку и поля за рекой. И синее небо. И синюю даль.

«Красивая! — думает он. — Красивая она река!»

Федька стоит, глядит туда-сюда, Васю ищет. Он знает: тут он, Вася. На крылечке, что ли? Нет, на крылечке никого. На крылечке пусто. Значит, в доме. Федька подымается по ступенькам; их четыре; открывает дверь, кричит: «Вася!» — «Я, — отвечает голос, веселый, громкий голос. — Я, Трофимыч! Здорово!» И, переваливаясь на кривых ногах, подмигивая, ухмыляясь, через комнату к двери идет солдат, невысокий, коренастый, с красным во всю щеку рубцом. Гришка! Гришка Скобло!

— Уйди! — кричит Федька. — Уйди, гад! Убью!

— Это кто — кого! — говорит Гришка и подмигивает и смеется. — Это, брат, кто — кого!

И из карабина — бах!

— Во бабахает! — сказал Мишка. — Оглохнуть можно!

— А? — сказал Федька. — А? Что?

— Ничего, — сказал Мишка. — Вставай. Приехали.

И тотчас послышался голос комиссара:

— Приготовиться!

Было уже совсем светло. Утро. Взвод стоял в лесу. И где-то близко глухо бабахало: ба-ах!

— Приготовиться! — сказал комиссар. — Будем пробиваться с боем!

И опять: ба-ах!

— Это что? — сказал Федька.

— Батарея ихняя! — сказал Мишка. — Батарея ихняя бьет!

Батарея била по Кленцам.

Накануне, в ночь, лихим налетом станцию взяли передовые части Конной армии. Наступление они не развивали, мало их было. Но и уходить не собирались.