Дойвбер Левин: Полет герр Думкопфа

Я зашел в Комитет по делам изобретений при ВСНХ в Ленинграде. Меня провели в комнату, заваленную папками и бумагами, к сотруднику патентного отдела.

— Что вам угодно? — спросил меня сотрудник патентного отдела.

— Я хочу стать изобретателем, — сказал я. — Что я для этого должен сделать?

Сотрудник повертел в пальцах крышечку чернильницы и сказал:

— Что вы хотите изобретать?

— Я еще сам не знаю, — сказал я, — но изобретать мелочи я не хочу. Я хочу изобрести что-нибудь очень важное и полезное.

Сотрудник встал, подошел к подоконнику, порылся в папках и снова вернулся к столу, держа в руках две бумажки.

— Вот, — сказал сотрудник, — я прочту вам две заявки на изобретения, поданные двумя изобретателями. Выслушайте их и скажите, какое из этих изобретений для нас важнее и полезнее.

Я сел и приготовился слушать.

— Вот, — сказал сотрудник, — первое изобретение. Автор его — Лямзин. Изобретение его называется «Солнцетермос» [1] Все указанные изобретения, действительно, были представлены в Комитет по делам изобретений при ВСНХ. Номер заявки на «Солнцетермос» 2767 (1927 г.) . Изобретение состоит вот в чем: два шара из стекла помещаются на высокой мачте. Устройство дает ослепительный свет на весь мир, от которого можно укрыться только за плотными шторами.

Второе изобретение: изобретатель Серебряков. Он изобрел способ производства картона из отбросов бумаги, опилок, древесной коры и мха.

— Конечно, — сказал я. — важнее и полезнее «Солнцетермос»!

— Тогда, — сказал сотрудник, — я вам не советую заниматься изобретательством. Изобретение Серебрякова для нас и важнее и полезнее.

— Почему? — удивился я.

— Очень просто! — ответил сотрудник. — «Солнцетермос», может быть и замечательная штука. Но, во-первых, он неосуществим, так как он совершенно не подтвержден научными данными, а во-вторых, он нам сейчас и не нужен вовсе. А вот производство картона из отбросов, если оно будет применено по всей бумажной промышленности, даст нам в год 23 миллиона рублей экономии… Или вот такое незначительное на вид изобретение, как золотник для паровоза, представленное Тимофеевым, даст нам в год экономии 5 миллионов рублей.

— Что же надо изобретателю, чтобы делать полезные и нужные изобретения? — спросил я.

— Во-первых, — сказал сотрудник патентного отдела, — изобретателю надо много учиться. Мы часто видим, что за крупные задачи берутся люди без научной подготовки. Вот посмотрите, например, как описывает изобретатель Лямзин устройство своего «Солнцетермоса», я вам сейчас прочту. Слушайте и не пугайтесь мудреных слов: «Два шара из стекла, дающего беспрерывную дерадиоактивность и беспрерывную вулканизацию камней (эти физиологические породы участвуют в движении земного шара и планет), помещаются один внутри другого на высокой мачте. Внизу под мачтой помещается гигантская икс-мачта». — Вы что-нибудь поняли?

— Нет! — сказал я.

— Мы тоже ничего не понимаем. — сказал сотрудник патентного отдела. — Задачу человек поставил себе солидную — взять и осветить одним фонарем весь мир, но то, что он нам предлагает, бессмысленно и невыполнимо.

— Хорошо! — сказал я. — Для того, чтобы стать изобретателем, нужно много учиться. А что нужно еще?

— Во-вторых, — сказал сотрудник патентного отдела, — изобретатель должен знать все, что сделано в его области до него. Не то он может запоздать со своим изобретением лет на 50. Один изобретатель изобрел двухконечные спички, то есть спички, которые можно зажигать с двух концов. Изобретатель имел благую цель — экономию древесного материала. Но его труды пропали даром.

— Почему? — спросил я.

— Потому что такие спички изобретены уж в Германии ровно 20 лет тому назад, — сказал сотрудник. — В-третьих, запомните: всякое изобретение должно быть экономно. Один человек изобрел способ механической разводки пилы. Способ сложный и дорогой. А к чему он нам? Разводка пилы от руки и проще, и удобней, и дешевле. И наконец всякое изобретение должно быть разумно. К нам за год поступает больше 20 000 заявок на изобретения. Вы подумайте: 20 000 за один год! Среди очень ценных и полезных изобретений попадается немало вздорных и нелепых. Слыхали вы о таком Маковском?

— Нет! — сказал я, — не слыхал!