— Бригадир, давай возьмем и Паханзеду с собой. Обед будет готовить, тобоки чинить.
Митька ответил не сразу — видно было: о чём-то мучительно думал, — согласился:
— Ладно. Чего им вдвоем делать здесь.
Нина уловила настроение Митьки по голосу: он был доволен, но и после этого не посмотрела в его сторону, чтоб не выдать себя.
И вот уже сдана первая рыба, получены немалые деньги. Но начался отлив, вода на море убывала — обнажились мели: по устью Нюмдя Вэвы теперь и на порожней лодке нельзя было проскочить. И к базовой избушке нельзя было не вернуться: рыбаки выбивались из сил, им надо было отдохнуть по-человечески — впереди было ещё много дел.
— Да-а, видно по всему, придется ждать следующей большой воды. Долговато, конечно, — посмотрел на своих рыбаков Митька. — Да и ночью нам, наверное, не удастся потрясти. Как вы думаете? Будем трясти?!
Все молчали, глядя на Митьку: бригадир сам должен во всем разобраться. Лишь старый рыбак дед Ненянг заметил:
— Ты, Митька, на корме нашей лодки сидишь… В пору подхода рыбы нехорошо пропускать воду. Бывает, и одна вода рыбака кормит. Рыба-то по-настоящему ещё не пошла, сам знаешь. А ты, Митька, на корме нашей лодки сидишь — вожжи наши в твоих руках.
Митька улыбнулся. По его лицу то ли от смущения, то ли от удовольствия, как по озерной глади, потревоженной легкий ветром, прошлась еле уловимая волна радости. И вожак рыбаков не замедлил с решением:
— Ты, Гриш, останешься воду пасти, а мы по коренному берегу пойдем пешком к избушке. Отдохнем и вернемся. Ты потом отдохнешь. А если что, сам знаешь.
Слова бригадира — закон. Гриш Вылка остался караулить подход воды.
Выпив на дорогу по стакану разведенного спирта, рыбаки направились по коренному берегу к своему стану. Захмелевший Митька не замечал уколов комаров и ожогов мошкары. Он, как молодой лось, отмерял пружинистыми шагами берег. Лишь вспомнив про Нину, замедлял шаг. От Нюмдя Вэвы до Таб-яры была пройдена уже половина пути. Митька ушел далеко вперед и потому остановился, развел костер, поджидая отставших.
Когда подошла бригада, костер уже весело потрескивал. На тряпице, разложенной у огня, поблескивала бутылка спирта и пахли аппетитно омули, испеченные на углях.
— Вот это бригадир! — не то осудил, не то похвалил Митьку дед Ненянг и, погладив редкую, словно покрытую инеем, бороду, сел в стороне.
Остальные рыбаки подсели к Митьке, принялись выкладывать кто хлеб, кто рыбу, а кое-кто выставил и свой спирт. Не было только кружки. И потому бутылка запрыгала из рук в руки — пили из горлышка. Когда очередь дошла до Нины, язык у Митьки уже развязался.
— Пей, Нина, пей! — подбадривал он, махая руками. — Поработали мы неплохо. Можем немножко и отдохнуть. Правильно я говорю?
Нина кивнула, улыбнулась неловко и, запрокинув голову, вылила в рот остатки спирта. Огненный ком, обжигая горло, покатился внутрь. Глаза наполнились слезой, перехватило дыхание. «Зимой хоть снегом можно охладиться», — подумала Нина, растерянно глядя на рыбаков. И тут Митька вспомнил о фляжке с чаем. Он ловко открутил алюминиевую пробку и протянул Нине флягу. Нина прикрыла глаза и жадно глотнула.
Дед Ненянг предложил выпить ещё.
— Кровь у меня плохая — не греет, — объяснил он свое желание.
— Пей, дед, пей — ты заслужил, — поддержал Митька деда и подмигнул Нине: вот, мол, я какой, и подал старику бутылку.
Спирт разморил усталых рыбаков. Они забыли о том, что должны вернуться до прилива к морю и осмотреть сети. Даже всегда молчаливый Микит сейчас говорил много и всё о фронте и машинах, которые после войны будут работать в колхозах. Дед Ненянг рассказывал молодым рыбакам смешные случаи из своей охотничьей жизни, о хитрых проделках шамана Вэнги. Говорил старик с грустью, а подвыпившие рыбаки хохотали, подталкивая локтями друг друга.
За разговорами люди не заметили, как пролетел полярный день, усталость и спирт сморили рыбаков — приткнувшись кто где, они уснули. Среди спящих не было лишь Митьки и Нины.
Ночное полярное солнце светило ослепительно, зависнув над горизонтом, подбитым морской волной.
25
Иванко шел по-прежнему впереди бабки Ирины, закинув за спину серебристые тобоки из нерпичьей шкуры. Ему было приятно шлепать босиком по отмелям, обнаженным отливом. Из луж улыбалось ему солнышко — протяни руку, достанешь до него, — Иванко шел по солнцу, по синему небу и белым облакам. Ему было жалко, что от его ног, когда он ступал, небо ломалось. Зато идти босиком по лужам было приятно и даже весело: то вдруг затрепещет в луже рядом с ногой отставший от воды омуль, то забьется неожиданно под самой ступней зарывшаяся в мокрый песок камбала. А бывает, на отмелях остаются и крупные семги. Но теперь, к сожалению, ни Иванку, ни бабушке не попадалась королева морских рыб.
Читать дальше