Игорь Минутко - Шестнадцать зажженных свечей

— Мама! — быстро зашептала матери Лена.— Клюкву в сахаре.

— Капочка,— продолжала говорить в трубку женщина.— Вот Ленка просит клюкву в сахаре. Сладкоежка она у меня. Так... Умничка. Сделай пару коробок. В долгу не останусь. Что? Так... Надо подумать. Ага... Подумать, говорю, надо. Хорошо.— Она взглянула на календарь.— В пятницу жду. Пока, подруга.— Женщина положила трубку, Снова посмотрела на Костю, спросила: — Родители у тебя кто?

— Люди,— усмехнулся Костя.

Женщина перевела взгляд на Лену, сказала с некоторым осуждением:

— Шутник он у тебя, Я спрашиваю: кем работают?

— Отец — химик-исследователь,— ответил Костя,— мама — художник-модельер.

— Модельер? — заинтересованно повторила женщина.— В Доме мод?

— Нет, на швейной фабрике.

— А-а...— разочарованно протянула Женщина.— Слушай, раз с художниками якшаетесь... Нет у твоей матери хода в Театр на Таганке? Позарез надо два билета на мастера с Маргаритой.

— Могу сказать точно,— ответил Костя.— Нет такого хода. Для нас попасть в театр на хороший спектакль — проблема.

— В наше время многое — проблема,— нравоучительно сказала женщина.— Проблема на проблеме сидит и проблемой погоняет. Ладно. Идите. Мне еще обсчитывать и обсчитывать. С ума можно сойти от этой документации.

Лена и Костя поднялись со стульев.

— Погоди-ка...— Женщина вышла из-за стола.— Фигура у тебя,,.—'Она подошла К КоСте, профессионально осмотрела его, повернула за плечи,— ...стандартная. Скоро будут две куртки-дубленки. Материал канадский, фасон из западногерманского журнала взяли. Как раз на тебя. Только ведь вещь-то...— Она вздохнула.— Химик да художница. Не очень-то разбежишься. Ведь так?

— Я вас не понимаю! — резко сказал Костя.

— Не понимает!— Женщина подмигнула Лене.— Молодой, а уже артист. Далеко пойдет. Ты за него, Ленка, держись. Твой длинноволосый когда в армию уходит?

Лена нахмурилась, взяла Костю за руку:

— Идем, Пчелка!

Они вышли из комнаты.

Женщина посмотрела на закрытую дверь, сказала со вздохом:

— Во детки растут. Никакой управы.

Она вернулась за стол, бойко принялась стучать костяшками счетов.

...Костя и Лена стояли в подъезде — на улице шел дождь.

— Скоро кончится,— сказал Костя, посмотрев на светлеющее небо.— И мы успеем.

— Тебе моя мать не понравилась, да? — неожиданно спросила Лена.

— При чем тут мать? — сказал Костя.— Главное — есть ты.

— Не надо все время обо мне. Надоело! И зачем только мы с тобой познакомились?

— Ты об этом жалеешь?

— Не знаю... Пока я тебя не встретила, see было понятно, ясно: наша компания, ребята. У Эфирного Создания собирались. А теперь?

— Что же теперь?

— Компания тю-тю! Испарилась. Эфирное Создание стала... Сам знаешь. Нет, это, конечно, здорово, что она лечится. Только мои родители говорят: ничего из этого лечения не выйдет. А я... Не могу понять. Все перепуталось. Нет, ты не думай.— Лена тронула Костю за плечо.— Мне с тобой хорошо, интересно. Я узнала, что есть совсем другая жизнь. Только раньше все казалось просто, а сейчас...— Лена резко тряхнула головой, и ее волосы волной упали на лицо.— Что-то расхотелось идти в кино. Какая, ты говоришь, картина?

— «Безумный, безумный, безумный мир». Американский фильм в «Повторном».

— Ну его! — махнула рукой Лена.— Что мир безумный, я и так знаю.

— Тогда, может быть, поедем в парк культуры? Там сейчас японские аттракционы...

— Не хочу! — перебила Лена.

— Тогда пошли в кафе-мороженое.

— Не люблю я мороженое!

— Лена... Только скажи: что ты хочешь?

— Отстань! — вдруг крикнула Лена. Чего ты ко мне привязался? — В ее голосе были Слезы,—Я сама не знаю, чего хочу...

— Зато я знаю, чего ты хочешь,— тихо сказал Костя.

Лена с испугом смотрела на него.

— Ты хочешь помириться с Мухой.

Лена опустила голову.

— Ведь хочешь?

Лена молчала.

Утром Костя стоял перед дверью с номером «83». Поднять руку, нажать кнопку звонка...

Все существо сопротивлялось этому простому движению: поднять руку... Нажать кнопку звонка!

«Для тебя, Лена...»

Он поднял руку, позвонил. Нечто огромное, обжигающее словно упало в нем, разбилось вдребезги.

«Убежать! Немедленно убежать… Еще не поздно». Но он продолжал стоять перед дверью,

Послышались шаги. Дверь открыл мужчина лет сорока, с большими залысинами, в светло-сером летнем костюме, безукоризненно отглаженном, в коричневых начищенных ботинках.