Виктор Лихачев - Возвращение на Мару

— Вот, Машенька, с сегодняшнего дня ты становишься опекуншей над этим сиротой. Или сироткой — я, признаюсь, плохо разбираюсь в данном вопросе.

— Ой, что это? Котенок!

— Страдающее голодное существо, которому нужна наша помощь.

И случилось чудо. Маша ожила. Назвали мы его просто и без затей — Мурзик. Когда Маша искупала бедолагу, он оказался пресимпатичным котиком. Дочери он заменил и Соловья-разбойника и Полкана вместе взятых. Маленькому Мурзику удалось сделать то, что не удалось мне, — возродить прежнюю Машу — энергичную, деятельную, бесстрашную. Значит, здесь Гоит своей цели не добился. Осквернить святыню в конечном счете тоже не удалось. Мы с Константином Егоровичем, сыном Бирюкова, еще раз очистили источник, спустив из него воду.

А еще через два дня, в Страстную субботу, нам стало известно, кто он — коварный и неуловимый Гоит. Началось все опять-таки с Мурзика. Я сидел на крыльце и что-то чертил прутиком на земле. После оказалось, что писал всего одно слово: Гоит. Стирал его и писал вновь. Неподалеку, на лавке, Маша играла с котенком. Я не очень обращал внимание на их возню, но последние слова Маши расслышал: «Главное в человеке — душа, а что главное должно быть в тебе? Правильно, характер. Какой у тебя характер, Мурзик? Какой?»

Теперь я понимаю, что такое озарение. Сотни клубков и узлов вдруг стали одной прямой нитью. Путеводной.

— Машенька, что ты про душу сказала? — спросил я дочь.

— Про душу? Не помню. Когда?

— Вот сейчас.

— «Главное в человеке душа» сказала.

— Так, так, а помнишь наш разговор на кухне в Сердобольске?

— Мы о многом тогда говорили. О колдунах, например.

— Правильно! И ты сказала: «Папа, но тогда получается»…

— Я этого не помню.

— А ты именно так сказала. Тогда и впрямь получается… Послушай, дочка, где твой дневник?

— В комнате, на столе.

Я бросился в дом… Лихорадочно схватил Машин дневник и стал его читать. Вскоре моя догадка превратилась в уверенность. Господи, кто бы мог подумать! И в этот момент — с улицы донеслись голоса: Маша с кем-то разговаривала. Я не вышел — выбежал на улицу и увидел Гоита. Моя дочь разговаривала с тетей Валей Кобцевой.

Честно скажу, я тогда не смог ни притвориться, ни сыграть роль себя же прежнего, не знающего, кто есть кто. Да и как играть, когда тебя прошибает холодный пот.

— Здравствуйте, Николай Васильевич, — улыбаясь, сказала… сказал… Даже не знаю, как продолжить называть его… ее. Пусть будет так: сказал Гоит. — Сегодня ночью праздник великий. Хочу вас спросить, пойдете ли вы со мной в…

И осекся, взглянув на меня. Гоит понял все. Улыбка медленно сползла с его лица. Я заглянул в его глаза. И мне стало страшно. Оба пытаемся взять себя в руки. Ему это дается лучше.

— Вряд ли, тетя Валя. Мне что-то нездоровится.

— Жаль, жаль. Ну, ладно, поправляйтесь, а я схожу, помолюсь. — И, обернувшись, Маше: — До свидания, золотце. Подлечи папу.

— Папа, а разве ты заболел? Мы же хотели пойти в церковь.

— Скорее зайди в дом. — Сказано это было таким тоном, что дочь без слов поднялась и, захватив котенка, пошла домой.

— Что-нибудь случилось, папа?

— Случилось. Но, я очень прошу тебя, не спрашивай ни о чем. У нас мало времени.

— Мало времени? Ничего не понимаю.

А я метался по комнате. Что делать? Ждать ответного хода Гоита? Или просто взять — и бежать из этого дома, не дожидаясь ночи. То, что развязка наступит именно этой ночью — сомнений у меня не было. Но куда бежать? В храм? К Емелухе? Чтобы завтра сказать всем, что тетя Валя Кобцева — Гоит, злой колдун, живущий на земле почти тысячу лет? Вот смеху-то будет! Сразу можно в сумасшедший дом отправляться. Нет, надо встретить врага лицом к лицу. Господи, помоги мне! Как я оказался слаб и какой это был ужас — в тот самый момент, когда понял, кто — Гоит, увидеть его в двух шагах от себя… А что будет ночью? Ночью…

— Папа, ты правда не заболел? — дочь глядела на меня с возрастающей тревогой.

— Машенька, — я подошел к ней и присел рядом. — Все нормально. Извини, немного растерялся.

— Но почему?

— Не каждый же день глаза в глаза встречаешься с Гоитом.

— Ты хочешь сказать…

— Вот именно. Но, — я прикрыл ей рот ладонью, — все расспросы потом. Сколько сейчас времени?

— Без четверти десять.

— До полуночи, до Пасхи у нас с тобой…

— Два часа пятнадцать минут.

— Следовательно, все то, что мы не успели сделать за этот год, мы должны успеть сделать за эти два часа пятнадцать минут.