Ада Чумаченко - Город под дождем

- Пускай лежит,- сказал Артюшка, укладываясь спать, и засунул лошадку под подушку .-Завтра чуть свет я ее покажу Лихуньке.-И, подумав, вздохнул и сколупнул с лошадиного бока всего-навсего только одну разъединственную сахарную кляксу.

Это было вчера, а сейчас, впопыхах, Артюшка чуть-чуть не забыл о своем замечательном прянике.

Осторожно озираясь по сторонам и тихонько ступая на цыпочки, Артюшка тихонько пробрался обратно к своей постели и вытащил из-под подушки своего рысака. Немного подумав, он сунул его в шапку, шапку нахлобучил на голову и уже опрометью, боясь, чтобы кто-нибудь не задержал его по дороге, ринулся к выходной двери.

Только на лестнице Артюшка понял, что ночь прошла еще не совсем. Окно на лестнице было не золотое, каким оно бывало всегда по утрам, а синее, синее, будто кто заклеил его снаружи синею папиросною бумагой. Нигде не хлопали двери и ни в какой квартире не говорили никакие голоса. Ни на одной кухне еще не гудел и не пофыркивал сердитый примус, и даже у доктора не лаяли важные собаки: «Хаф! Хаф!» как лаяла толстая мамаша. «Гав! Гав!» как повизгивала всегда тоненькая дочка.

Но Артюшка не слушал долго у запертых чужих дверей. Придерживая осторожно коробочку с воробьем, он спустился вниз - в самый низ, туда, где на двери была нарисована мелом распяленная и раздутая ветром рубашка, а вокруг нее тем же самым мелом были написаны кривые слова: «Китайская прачешная» «Свой труд».

Но и за этой дверью было тоже тихо.

«Верно, еще спит» - подумал Артюшка и облегченно вздохнул. «Хорошо, что я встал сегодня самый первый. Значит я сразу увижу и крест-помощи, и людей в белых халатах, и все, все. Значит и Лихунька поедет в больницу не один, а с воробьем и с картинками, и с пряничной лошадью». И еще немного подумал и еще сказал себе под нос: - А не откусить ли мне кусочек лошадиного хвоста? Лихуньке все равно и бесхвостый понравится, знаю, а там такая хорошая изюминка, что я еще и не видывал таких никогда.

И, сняв шапку, Артюшка достал пряник. В шайке лошадка разогрелась и стала сразу мягкой и липкой. Хвост немного осел, немного покривилась шея, а сахарные кляксы растеклись белыми ручьями по коричневым медовым бокам. Но и сейчас конь был прямо на славу, а хвост был такой вкусный, что Артюшка даже пожалел, что у лошадей не такие длинные хвосты, как у бумажных змеев с трещотками и что конец их начинается почти у самою начала.

Пока Артюшка думал о Лихуньке, о людях в белых халатах и о пряничных хвостах, окошко на лестнице из синего стало голубым, а из голубого серым, и это уже было конец, потому что за окошком опять шел дождь и на сегодняшний день оно и не собиралось быть золотым.

Артюшка спрятал бесхвостого коня обратно в шапку, а коробочку с воробьем осторожно поставил в углу у отопленья. Затем он тихонько приоткрыл дверь и высунул нос на улицу. За носом он высунул руку, за рукой ногу, и наконец, весь Артюшка очутился на крылечке под мелким, мелким, как сквозь сито, моросящим дождем.

На лестнице бы по, конечно, и суше и теплее, но зато отсюда, с крыльца был виден переулок, и мокрая дорога, и сквозная аллейка бульвара, и даже не потушенные еще огни у самолетовых домиков-ангаров.

«Все отсюда увижу» - подумал Артюшка. «И если за Лихунькой приедет сейчас автомобиль, я и автомобиль тоже увижу самый первый».

Дождь намочил Артюшкину куртку и забрался в расшнурованные башмаки и уже успел пролезть и на спину за воротник, а автомобиль все еще не ехал и не ехал. Мимо калитки но переулку уже шли изредка люди. Накрыв голову старым мешком, пробегали молочницы с гремящими бидонами молока, подпрыгивая на камнях мостовой, проезжали тяжелые полки ломовых, с булками в карманах шли торопливо рабочие и уже пробегали похожие на воробьев суетливые школьники с сумками.

- Артюшка! Артюшка! - уже кричала Артюшкина мама, перегнувшись с верхней площадки лестницы. - Что ты там делаешь? Почему ты не идешь пить чай? Ты же опознаешь в школу.

- Я… дышу воздухом, - отвечал маме Артюшка, размазывая по лицу дождевые потоки. - А в школу мне сегодня все равно не надо идти. Разве ты забыла, что сегодня наш свободный день?

- И правда, забыла! - откликалась сверху Артюшкина мама. - Только не промочи ног. И приходи скорее есть.

- Я уже ел, - отвечал ей опять Артюшка и облизывался, припоминая откушенный лошадиный хвост.

Если сказать но правде, то у пряничного коня сейчас не хватало не одного только хвоста.

Так долго не ехал автомобиль, так долго не отворялась дверь в китайскую прачешную «Свой труд» и так вкусно было до сих пор во рту от сладкого медового хвоста, что за хвостом последовали понемножку и копыта, и острые уши, и веселые кольца гривы и даже самый кончик коричневой лошадиной морды. Но и без хвоста, и без копыт, и без ушей и даже без гривы пряничная лошадь была все еще отличнейшей лошадью. Обглоданная и обсосанная со всех сторон, она была теперь, правда, похожа на обыкновенную лепешку, но ведь и в этой лепешке все же были черные изюминки и белые миндалинки, которые еще не все успел выковырять проголодавшийся Артюшка. А что же еще требовать от пряничной лошади, вдобавок еще и размякшей немного в теплом и уютном местечке?