Станислав Романовский - Рассказы

Алеша покраснел до ушей и молчал.

А Никита почесал в затылке и сказал восхищенно:

— Вот так Людмила Васильевна-ааа!

Обида толкнула Алешу в грудь, и он жестко спросил девочку:

— Ты — Васильевна, что ли?

— С утра была Васильевна…

— И с вечера — тоже Васильевна?

— И с вечера — Васильевна…

— Так вот, Васильевна, и ты, Никита… Как тебя по батюшке?

— Анатольевич…

— Так вот, Васильевна, и ты, Никита Анатольевич… Нынче чуть рассветет — до солнышка, — собираемся здесь, у лодки. Вы ничего с собой не берите. Простыню я свою принесу. Одной простыни на парус хватит. Приедем, посмотрим, что это за синий огонь. К подъему обернемся — доской будем грести…

Алешино сердце колотилось, и толчки его отдавались в голосе мальчугана. Дети слушали не то что внимательно — испуганно внимали они Алеше. А он, удивляясь сам себе, своей властной говорливости, рассказывал:

— …В прежние времена там была церковь. Она в землю ушла. Отчего? Проезжал Ермак Тимофеевич на лодках с дружиной. И вез драгоценности. И ничего-то он Каме не подарил. Не догадался. Золотого колечка не кинул в Каму. Кама всколыбалася. Земля затряслась. И церковь в землю ушла. У озера Сорокоумова. Место это затянуло травой. Бугор остался. Но есть дни, когда светится из-под бугра синий огонь. Вот только какие дни-то?.. А Кама потопила лодку с драгоценностями. Получила свое и утихла. А дружину и самого Ермака не тронула: «Поезжай дальше, Ермак Тимофеевич!»

Очень осторожно девочка похвалила:

— Красивый рассказ.

В эту ночь Алеша лежал одетый под одеялом на голом матраце. Простыня была заранее свернута свитком и спрятана под подушкой. Рядом храпел Никита. Когда туда-сюда заходили сквозняки и щели в домике стали различимы, Алеша кулаком ткнул Никиту под бок:

— Пора.

— А?! — рявкнул тот.

Обитатели домика зашевелились. Кто-то попросил:

— Выключите там приемник… Пожалуйста…

Ребята дождались, когда домик затихнет, выскользнули на поляну и попали в плотный, дышать трудно, туман.

По тропинке, оббивая босые ноги о корни, дети долго спускались к Каме.

— Не проспали мы? — сопел Никита. — Проспали, да еще как! Люда, поди, заждалась нас.

Почуяв беглецов, взахлеб лаяла собака.

— Откуда она взялась? — сопел Никита. — У нас в лагере ни одной собаки нет. Собираются завести, да никак не соберутся.

Лодку ребята нашли не сразу.

Туман у Камы был еще гуще, чем в лесу, и только по бряканию цепи дети догадались, что лодка здесь.

— Вот она… лодочка-то! Прошли мы ее… А она вот где, родимая! — У Никиты зуб на зуб не попадал от холода, и он, босой и грузный, пританцовывал на галечнике и тянул: — Вот она-аааа…

И встревожился Никита:

— Люды-то нет! Ждать будем или как?

Алеша пробрался в зыбкую мокрую лодку, вынул из-за пазухи теплый пахнущий крахмалом свиток, встряхнул его… Невесть откуда хлынувший ветер, которого, казалось, и в помине не могло быть при таком тумане, вырвал из рук Алеши свиток и, расправляя в полотнище, прилепил к мачте — к перекладине. И полотнище, помимо усилий мальчугана, само по себе, широко развернулось и забилось, загрохотало, заиграло белым нежнейшим светом, среди серого тумана распятое на крестовине мачты. Оно с краями наполнилось тугим веселым ветром!

Лодку развернуло и с силой повлекло на тот берег.

Но цепь, к которой она была привязана, натянулась во всю длину, и лодку отбросило к этому берегу. Алеша стукнулся о скамейку, упал, поднялся и сквозь боль крикнул:

— Никита-ааа… Цепь отвязыва-ааай… Це… ееепь… Аааа…

И голос его, несильный от природы, потонул в грохоте белого паруса.

Но другой голос, взрослый и заспанный, раздался в тумане и перекрыл все остальные звуки:

— Куда это вы, ребята?

Это спрашивал старший пионервожатый Виталий Иванович Латыпов. Большой, плечистый, в спортивном костюме и стеганке, он вытянул лодку с Алешей далеко на берег, сдернул с перекладины простыню, проверил, цела ли она, не порвало ли ее ветром, и, убедившись, что цела, сложил пакетом.

И спросил ребят:

— Кто из вас больше озяб?

Виталий снял с себя стеганку и накинул ее на Никиту.

— Пошли досыпать, ребятки, — сказал вожатый. — До подъема еще часа четыре…

Пока поднимались по тропинке, по сосновым корням, он шел позади ребят, чтобы они не потерялись, и говорил:

— Вас огонь интересует на том берегу, я слышал…

— От кого? — удивился Никита.

— От Людмилы? — вырвалось у Алеши.

— Ребята, вы ее сильно не осуждайте. Простите ее! Она мне вчера вечером сказала: «Виталий Иванович! Веригин Алеша и Трапезников Никита собрались ехать на тот берег огонь посмотреть». — «Какой огонь?» — «Синий. У них простыня вместо паруса. Вон какой ветер. Утонут они. Я сама хотела с ними ехать, да боюсь. Отговорить их не сумею. Не послушают они меня, скажут: «Больше всех храбрилась и струсила!..» Отговорите вы их!» Вчера вечером я с вами поговорить не успел: вы спать легли. И я лег. Сплю я чутко и слышу: поднялись ребятки. Дай, думаю, взгляну, куда это они? Как-никак я за вашу жизнь отвечаю…