Станислав Романовский - Пушка из красной меди

За озером Сорокоумовом на берегу речки Простинки стоял хутор Малые Выселки.

Было в нем две избы.

В одной живет девочка Варя. В другой — Коля-Николай — главный редактор школьной газеты. Живут они с родителями, а учиться ходят в село Соболеково, в четвертый класс.

Сегодня рано утром Коля-Николай прибежал будить соседку.

— Варя, мы машину ждем, — громко заявил он с порога. — Уезжаем в теплые астраханские земли.

Варя не спала — она мыла полы к приходу родителей. Они всю эту неделю убирали хлеб и дневали и ночевали в поле.

— У нас разве холодно? — тихо спросила она.

— Я не знаю, — смешался мальчуган. — Прощаться приходи…

После его ухода она протерла полы и через лужайку побежала к соседям. Не успела она войти, как Колин отец испуганно спрятал что-то за спину, а Колина мать заулыбалась и закланялась, отчего у нее на шее зазвенели белые бусы.

— Здравствуй, солнышко! — пропела она. — Уезжаем мы в теплые астраханские земли.

А Колин братишка, шестилетний Женька, с гордостью объявил:

— Мой папа все деньги в клеенку завернул!

Мать дернула малыша за ухо, и он заревел в голос, но сразу затих, после того как отец вынул руку из-за спины и подал Варе толстый, с книгу, пакет из клеенки, перетянутый дратвой.

Девочка подержала пакет в обеих руках и даже из вежливости понюхала. Хозяин шуткой спросил:

— Хорошо пахнет?

Пахло плесенью и сапожным варом, и Варя вслух ничего не сказала, а на лице ее, наверное, выразилось: не очень, мол, хорошо. Хозяйка с обидой похвасталась:

— Тут четырнадцать тысяч…

И осеклась после слов мужа:

— Погромче нельзя?

Он взял пакет у Вари и, прежде чем спрятать его в надежное место, оправдываясь, сказал:

— Варя, ты, наверное, таких денег до этого случая в руках не держала? Я их не украл, а своими мозолями накопил. А чего? Курочка по зернышку клюет, из копеек рубли складываются, а из рублей — тысячи. — И повторил с поучением в голосе: — Курочка по зернышку клюет!

Варя молчком слушала, и ей хотелось уйти. Колины родители в колхозе не работали, деньги скопили шабашничеством и незаконной рыбалкой сетями. Да и тягостны и непонятны были девочке разговоры про тысячи, от которых пахло заплесневелой землей, и она украдкой взглянула на Колиного отца, скоро ли он перестанет говорить про деньги.

Ее поразили две крупные, с горошину, слезы в обоих глазах хозяина. Она заметила, что Женька, открыв рот, с изумлением наблюдает за отцовскими слезами.

— Эдак, эдак, — вторила Колина мать словам мужа.

— А теперь мы уезжаем… ближе к Астрахани. Там, говорят, тепло и рыба сама на голый крючок идет. А то у нас рыбы-то маловато стало — на каждую рыбку по рыбаку. Это неинтересно. Уезжаем… А может, не надо нам уезжать? — сам себя спрашивал хозяин.

— Поживем, увидим, — вздыхала хозяйка.

А Коля-Николай робко попросил:

— Мама, я перед дорогой искупаюсь?

— Ты бы погодил до Астрахани, — сказала мать. — Там вода теплая. А в нашей воде купаться холодно. В ней после ильина дня медведь лапу замочил.

— Я недолго…

Колин отец рукавом вытер глаза, высморкался и распорядился:

— Ладно, дети, идите купайтесь. Женю только не берите с собой. Евгений Федорыч, не хнычь, а помогай собираться… Кому сказано?

Варя и Николай побежали на речку.

В речке на самом деле медведь лапу замочил — у Вари свело дыхание от холода. А Коле-Николаю хоть бы что; плавает, ныряет, да еще и хвалится:

— Я под водой глаза открываю, а тебе слабо!

— Слабо́?!

Окунулась Варя с головой и открыла глаза. Страхов-то!

Напротив в зеленой воде зыблется чудо-юдо. Волосы дыбом, само толще самовара и гудит. Бу! Бу! Бу! — отдается в воде.

А у огромных желтых ступней его колышутся на дне ракушки и горит золотой камень. Варя зажала в руке находку, вынырнула и отдышаться не может.

Отдышалась, спросила:

— Ты что под водой-то говорил?

— Я говорил: «Прощай, речка Простинка!»

Коля-Николай вылез на песок и стал согреваться — дрожать. Девочка пожалела его и положила перед ним находку.