Оксана Колабская - Рассказы старого сверчка

Дома музыку любили. Папа Дмитрий Белеславович пел цыганские романсы. А мама Софья Васильевна была прекрасной пианисткой. Да еще по счастливой случайности, то есть закономерности, конечно, сосед Шостаковичей был виолончелистом. Так что гениальными произведениями Моцарта, Гайдна, Чайковского, Бетховена, Баха Митенька был окружен со всех сторон. Он, словно купался в этой Божественной музыке, бережно собирая в своей мятежной, пылкой душе эти бесценные сокровища. Чтобы там, наверху, на крыше противостоять безжалостному ветру и слушать, слушать, слушать свою музыку…

Музыкой Митя Шостакович начал заниматься довольно поздно, в девять лет. Но в Петроградскую консерваторию поступил в тринадцать! Этот необычный худенький мальчик в очках, неулыбчивый и неразговорчивый, за фортепиано «перерождался в очень дерзкого музыканта, с мужским ударом пальцев, с захватывающим движением ритма. Он играл свои сочинения. Его музыка разговаривала, болтала, иногда весьма озорно…» — вспоминал писатель Константин Федин. В девятнадцать юный Дмитрий Шостакович представил на суд свою первую симфонию! Сам Александр Глазунов к нему благоволил! Этот прекрасный композитор, этот строгий, требовательный директор консерватории и талантливый педагог, которого боялись и уважали, этот скупой на слова человек не жалел добрых поддерживающих слов для Шостаковича. «Исключительно яркое дарование, — сдержанно говорил он, — Достойно удивления и восхищения… Я полагал бы, что может выработаться музыкант». Глазунов добился того, что студенту Дмитрию Шостаковичу выплачивали стипендию. Однажды решили, что студент Дмитрий Шостакович не достоин получать стипендию: «Имя этого студента мне ничего не говорит», — заявил главный хозяйственный чиновник Консерватории. На что Глазунов так разгневался… О, мои дорогие, это было ужасно!.. и воскликнул: «Если вам ничего не говорит это имя… то зачем вы здесь находитесь вместе с нами? Вам здесь нет места. Шостакович — эта одна из лучших надежд нашего искусства!» Не раз Глазунов лично просил паек для юного Шостаковича, чтобы тот мог продолжать учиться. Его семья голодала, и семнадцатилетнему Дмитрию приходилось работать. Работать в грязных, обшарпанных кинотеатрах, получая копейки за нелегкий труд тапера, то есть аккомпаниатора немым фильмам. Однажды под ним загорелся пол, а он продолжал играть, чтобы не вызвать паники.

Исполнение Первой симфонии молодого композитора Дмитрия Шостаковича явилось истинным праздником! И не только для близких. В тот вечер 12 мая 1926 года слушатели Ленинградской филармонии были потрясены смелой новой музыкой, написанной с таким уверенным мастерством! Все прошло блестяще — великолепный оркестр, превосходное исполнение! Бурные восторги публики, переходящие в овацию! Критики были в восторге: «… светлая, искрящаяся, юношеская… она привлекает… искренностью, ароматной свежестью, бьющей через край талантливостью и одновременно — своим безупречным мастерством…» (М. Гринберг). А маменька Митеньки Софья Васильевна только и могла воскликнуть: «Иногда бывает трудно пережить даже великое счастье!»… Так все начиналось…

Музыка Шостаковича долгое время многим была непонятна, далека и чужда. Да, она сложна. Но и эпоха, в которую жил композитор, была так непроста, что нам, ее наследникам, не дано во всем разобраться. И неизвестно, будет ли кому-нибудь дано. И его симфонии — это чуткий отклик на ту эпоху, в которой жил, творил, на те страшные события, которые пережил, на те страдания, которые испытал. Его музыка — книга, по которой можно учиться читать историю и понимать. Просто надо внимательно вслушаться в эти сильные, порой резкие, диссонирующие звуки, которые то обрушиваются ураганом, бурей, смерчем, то плачут дождем, то обвевают теплым, сильным ветром, успокаивают и воодушевляют на борьбу. На борьбу, прежде всего, с самим собой. Это самая сложная и самая жестокая борьба, которую композитор Шостакович выиграл! Как только не пытались втиснуть его в жесткие искусственные рамки советского строя, как только не называли его — и «формалистом», и «космополитом», и «декадентом»! И судили его. И писали поддельные рецензии от «недовольных трудящихся», и увольняли из консерватории «за низкий профессиональный уровень»… все равно в его сильных пальцах рождались бессмертные звуки, глубокие, мужественные, смелые, свободные, как сама жизнь…

— Да, воистину, в каждом человеке звучит своя музыка… — Сверчок завернулся в свой лунный сверкающий плащ и… пропал. В камине жарко пылал огонь, веселый чайничек кипел и булькал на все лады. А в окошко бились неугомонные отважные снежинки…