Михаил Глазков - Горюч-камень [Повесть и рассказы]

— Ну и придумщики! Ну и мастаки! — восхищенно покачивала головой караульщица. — Такое, спаси Христос, отчебучили, что и у меня-то мурашки по спине пошли!

— Все, бабка Устя! Теперь тебе и ружья не потребуется! Сторожи себе спокойно, колоти в свою колотушку!

И Мишка, забросив ненужную больше тыкву, пошел с друзьями с тока.

Григорий позвал Мишку и Веньку в ночное.

— Как смеркнется, приходите на Киндинов двор: погоним табун к Горюч-камню. Накопайте картошки — печь будем.

…Над угрюмой глыбой Горюч-камня повисла тонюсенькая серьга молодого месяца. Она озаряет скупым, безжизненным светом и раскинувшуюся внизу луговину, и тусклые воды Воргола, и небольшой холмик на самой вершине Горюч-камня — Петькину могилу.

Тишина. Слышно, как на недальнем лугу пофыркивают пасущиеся кони, шумит на быстрине речка, да иногда где-то жутко прокричит незнакомая ночная птица…

Григорий остался внизу на лугу ладить костер, а Мишка с Венькой, вскарабкавшись по каменному склону на кручу Горюч-камня, молча стоят у могилы друга.

Мишка попытался представить себе, как погибал их вожак вот здесь на открытом ветрам крутояре. Отсюда видно все Казачье, и Петька, под дулами вражеских автоматов, как бы держал перед земляками свой последний тяжелый экзамен.

— Миш, а вот тут немецкие мотоциклы стояли, — сказал Венька, отойдя немного от кручи. — Отсюда они стреляли в него…

Венька наклонился и зашарил рукой в траве.

— Ого, вот гильза! Другая!

Мишка подошел и, опустившись на колени, тоже стал искать. Нашел такую же заржавевшую немецкую гильзу. Подбросил ее на ладони: может, из нее вылетела пуля, пробившая Петькино сердце!.. В траве что-то блеснуло. Мишка поднял ножичек, трофейный, с белой костяной ручкой! Севкин ножичек, который Петька тогда, в день гибели друга, взял себе. И Мишка положил неожиданную находку в карман.

Внизу, на разлужье, загорелся костер. Он засветился в беспредельном ночном пространстве красной негасимой точкой, и ночь была бессильна пред ним, таким маленьким и упорным.

— Пошли! — позвал Мишка Веньку. И они заскользили по каменной круче к Ворголу.

Лошади разбрелись по лугу.

— Не убегут, дядь Гриш? — забеспокоился Венька.

— Зачем им бежать от такой благодати…

Ребята постлали на траву пиджачки, легли и стали смотреть на жаркое пламя костра. Сухие ивовые сучья горели дружно, потрескивая и постреливая по сторонам искрами. Мишка до мельчайших подробностей вспомнил другую, предвоенную ночь тут же в ночном. Тогда вот так же у полыхавшего костра сидел седоусый дед Веденей и рассказывал о Горюч-камне. Знать бы ему тогда, что его красивая и гордая легенда вдохновит Петьку на не менее прекрасный подвиг! А разве совершенное самим дедом Веденеем — не подвиг? И вот теперь сидит у точно такого же костра сын его, бывший моряк, изувеченный в сражении за Родину. И он, Мишка, тоже пришел сюда с поля боя…

Пламя костра между тем угасло, лишь ярко и паляще светились в подступившей мгле головешки.

— Пора класть картошку, — сказал Григорий.

Мишка и Венька раскопали палками головешки и побросали на них картофелины, укрыв их горячей золой.

— Пока она печется, хотите, я расскажу вам про свой последний бой? — предложил Григорий.

— Хотим, дядя Гриш!

— Эсминец наш в первые же дни войны был потоплен, — начал тот. — Воевали мы на земле, слыхали, небось, про морскую пехоту! На Севере это было, в Заполярье. Батальон наш получил приказ выбить противника с берегового мыса: там он поставил орудия и бил по нашим кораблям, ходу им не давал. С моря к нему подступиться и думать было нечего, решили — с суши. Думали-думали и придумали. Решили взять шашки дымовые и ночью подползти как можно ближе к их позициям и затаиться до утра. А утром мы должны были те шашки зажечь и тогда батальон под дымовой завесой пойдет в атаку. Пошел наш взвод, вернее, пополз — часа два ползли, а потом до рассвета лежали у немцев под носом. По условному сигналу зажгли шашки, а фрицы как влупят из минометов, — не знали мы, что у них еще и минометы есть. От дыма ничего не видно, мины рвутся, спасения нет! Видим, дело труба! Мы — полундра! — и вперед, не дожидаясь батальона. Погибать, так с музыкой! Навалились на огневые позиции и — врукопашную! Бьем прикладами, колем, руками голыми давим, проклятых, но нас-то горстка — почти весь взвод полег на том мысу, пока батальон подоспел. Сбросили мы все-таки немчуру в море. А я вот… ногу там потерял… Жалко, рано отвоевался…