Григорий умолк. Венька невольно вспомнил о своем недавнем поединке с Чемберленом, когда смерть вот так же заглянула ему в глаза, — не подоспей тогда на помощь Витек Дышка, тоже бы, считай, каюк…
Переплыв Воргол, Мишка, Венька и кузнец оделись, выгнали лошадей из воды и — снова на ток. К вечеру вся скирда снопов была обмолочена. А на току между тем выросла новая скирда ржи, колхозницы подвозили снопы на четырех подводах.
…На третий день молотьбы ночная сторожиха бабка Устя пожаловалась бригадирке, когда та пришла утром на ток:
— Сыскивай-ка, Лушенька, другого караульщика, а меня уволь. Я еще пожить хочу…
— Ты чего это, бабка Устя? Аль что тебе тут угрожает — сиди себе да постукивай в колотушку.
— Угрожает не угрожает, а скажу я тебе, кто-то на ток шастает. Нонече вот явственно слыхала, кто-то как шмыгнет от вороха на Конов огород! Вот те Христос! Я так вся и перепужалась. Стучу колотушкой, а у самой зубы что тебе колотушка выстукивают…
— Приходили, говоришь, на ток? — насторожилась Лукерья.
— Приходили, золотко мое, приходили. А кто — во тьме-то рази ж углядишь!..
Бабка Устя покопала палкой солому под ногами и опять за свое:
— Уволь меня все-таки, Лушенька, за ради бога от этого дела!
— Ну, а кто ж караулить-то будет, бабка Устя? Ведь все при деле.
— Ну дай мне тогда какое-нито ружьишко! Все не так боязно будет. А то что я сделаю с одной-то колотушкой…
— Нету у меня ружья, где я его возьму. А насчет вора что-нибудь подумаем. Только замену не проси и не жди, некем тебя заменять — каждый человек на счету.
— Ну да ить чего поделаешь, придется, видно, караулить. Я ить понимаю, Лушенька, все понимаю…
— Слыхали, кто-то на ток по ночам похаживает, зерно ворует, — сказал друзьям Мишка.
— Ну и што иж того! — нисколько не удивился Дышка.
— Как что! — возмутился Венька. — А разве же это нас с тобой не касается! Мы землю пашем, сеем, молотим вот, паримся, а какой-то паразит его растаскивать будет! А мы, по-твоему, должны глаза закрыть — пусть себе волокут. Нетушки! За это зерно, брат, дед Веденей жизнь отдал, понял!
— Да я ш вами шеликом шоглашен, — отозвался Витек. — Но што мы шделаем?
— После работы что-нибудь вместе придумаем, — заключил Мишка.
Когда на село опустились сумерки, Мишка открутил в огороде от плетей огромную тыкву, выковырнул из нее середину и сделал ножичком сквозные прорези глаз, носа и рта. А Веньку попросил принести простыню и поискать дома огарок свечи. Прихватив с загнетки спички, Мишка забежал за друзьями, и они отправились на ток.
Бабка Устя, завидев ребячьи фигуры в сгустившихся сумерках, громко заколотила колотушкой.
— Бабка Устя! — донесся до нее голос. — Не бойся, это мы.
— Чего вам, окаянные, тут надобно! — заворчала та. — Пошто не спите, честной народ пужаете?! Вот как тресну колотушкой, будете знать!..
Мишка быстро ввел сторожиху в свой замысел, и та помягчела. Условились, как только она заслышит вора, подаст знак — часто заколотит колотушкой.
Ребята присели на солому и, прижавшись друг к другу, стали ждать. Молчали. Мишке вспомнились фронтовые друзья. Венька думал о Варьке, своей младшей сестренке: последнее время та стала часто грустить, вспоминать отца, а то, глядишь, и тихонько заплачет. Скажешь ей: ну чего ты? — а она еще пуще зайдется. Зря ей тогда сказали про похоронку…
А Витек Дышка вспоминал родную Залегощь, куда его тянет всегда-всегда. Можно бы, наверное, и ехать туда, ведь немца, говорят, прогнали. Но мама что-то медлит, прознала, что дом их спалили фашисты — маскировали свое отступление дымом. А что на пепелище делать! Но не только поэтому тянет мать с переездом: фронт ушел недалеко от Залегощи, могут еще и вернуться немцы-то…
Чу! От молотилки донеслось частое стуканье колотушки — бабка Устя знак подает. Ребята навострили уши: у ржаного вороха кто-то возился, слышалось шуршание зерна.
— Пошли, — шепнул Мишка. Ребята присели на корточки, зажгли, закрываясь полой пиджачка, огарок свечки, сунули его в пустотелую тыквину. Венька взял ее в руки, мигом взобрался на шею присевшего Мишки и накрылся с головой простыней. Мишка распрямился и медленно пошел вперед. По току двигалось страшное привидение, в белом, с горящим изнутри черепом. Оно безмолвно приближалось к вороху зерна, где затаился кто-то… И тут тишину вечера прорезал истошный крик:
— А-а-а! Помогите! Помогите! Свят, свят, свят!..
Ребята без труда узнали голос Аринки Кубышки и ее толстую низенькую фигуру, бросившуюся наутек с тока. Преследовать ее не стали. Зачем? Знали, что ее ноги уже больше не будет здесь…
Читать дальше