Михаил Глазков - Горюч-камень [Повесть и рассказы]

И вот сидит он сейчас, дядя Сигней, в своей землянке и не знает, что над ним нависла смертельная опасность…

— А ты это, братец, не придумал? — усомнился Григорий, услышав от разгоряченного быстрой ездой парня сбивчивый рассказ.

— Да провались я на этом месте! — заклялся Венька. — Чтоб мне на свете отца-матери не видать!..

— Ну, ладно, ладно. Если уж отца с матерью помянул, как тут не поверить. Иди с Мишей за лошадьми — верхом поедем.

Венька с Мишкой пулей слетали на конюшню, вывели свободных лошадей и примчались к кузнице.

— Подсобите-ка, мне, — попросил Григорий.

Ребята помогли кузнецу вскарабкаться в седло, сами тоже вскочили на лошадей, и все помчались к лесу.

Евстигнея нашли недалеко от землянок. Он рыхлил междурядья саженцев.

— Здорово, Сигней! — приветствовал его Григорий. — Ты уж тут, гляжу, во всю своим хозяйством занялся.

— Хватит, повоевал — о лесе пора теперь думать, вон как его изуродовали, — ответил тот. — С каким делом-то?

— Дело-то есть, и серьезное. А ну рассказывай, малец!

И Венька, торопясь и волнуясь, пересказал то, что увидел и услышал в заброшенной часовне.

— Ну и ну! — удивился лесник. — Выходит, не совсем еще я отвоевался…

Выработали план: дожидаться «гостей» не в землянке, а поодаль, в можжевеловых зарослях.

…Как только начало смеркаться, лесник взял автомат, запасный диск и увел Григория с ребятами в можжевельник. Кузнецу подал две лимонки. Еще дал им полушубок и те, расстелив его, улеглись рядом, не спуская взгляда с землянок.

Лесник залег с противоположной стороны землянок, в кустах бересклета.

Прошел час — никого. Взошла луна, осветив окрестность: высоченные дубы, тропу, ведущую от опушки к землянкам.

Григорий снова было засомневался: не приснилось ли парню? Как вдруг вдали на тропе замаячили тени. Ближе, ближе. Подкрадывались двое. Кузнец, Мишка и Венька прильнули к земле, наблюдая за незнакомцами.

Не доходя до землянок, те остановились, минут пять стояли не шелохнувшись — прислушивались. Посовещавшись, они снова осторожно двинулись вперед. Вот уже подошли к двери передней землянки, еще немного постояли. Один из них потянул дверь на себя, и вскоре оба скрылись в землянке.

Из бересклета в мгновение ока метнулся Евстигней. Схватил заранее приготовленное бревно и припер им дверь землянки. В ту же минуту изнутри грохнул выстрел! Лесник кошкой прыгнул от двери — не задело!

Григорий с ребятами подскочили к нему.

— Все! Сидят субчики! Никуда им теперь не деться! — возбужденно заговорил Евстигней и, подойдя поближе к землянке, крикнул: — Оружие — в окно! Иначе бросаю гранату!

Землянка зловеще безмолвствовала.

— Слышите! Бросайте оружие!.. Григорий, дай-ка сюда гранату!..

В дверь тотчас же замолотили кулаками. Раздался голос:

— Сдаемся…

— Повторяю, оружие — в окно! Живо! — еще раз приказал лесник.

Звякнуло стекло, и из окна на траву полетели два немецких шмайсера.

Евстигней подобрал автоматы и наказал Григорию быть наготове, отодвинул бревно от двери. Из землянки, держа руки над головой, вышли два верзилы. Кузнец ощупал у них карманы, в то время, как лесник стоял напротив с наведенным на них автоматом. Оружия больше не оказалось.

Григорий ловко связал незнакомцам руки и приказал идти вперед.

Мишка с Венькой сбегали к Кошкину колодцу за оставленными там конями и вскоре верхом догнали Евстигнея и Григория, шагающих позади пленников.

…На допросе выяснилось, что это были полицаи, но не из Казачьего, а из соседней деревни. Не успели почему-то уйти со своими хозяевами. Хотели пересидеть до лета в пустом блиндаже — это на них нарвались тогда ребятишки в походе за грачиными яйцами.

Лукерья Стребкова обходила поля. Душа у нее радовалась при виде зеленеющего клина яровой пшеницы.

— Если все и дальше так пойдет, — будет добрый урожай. И фронту помогут и самим колхозникам толика останется. Только бы дождичек прошел!..

Бригадирка не заметила, как вышла к Большому верху. На его склонах буйствовала разноцветьем густая трава: высились островки вьющегося мышиного горошка, пламенел мохнатыми папушками сочный клевер, тянулся вверх конский щавель и желтели метелочки пахучего донника.

«Красота-то какая! — думала Лукерья. — Сколько корму! А косить не для кого — скота ни в бригаде, ни на дворах колхозников. Но не погибать же траве. Надо будет косцов набрать и начинать косить. Может, к осени район коровенок выделит…»