Лазарь Карелин - Девочка с красками

Таня не трогалась с места. Да и не мудрено: на плече у старика, точно малая какая птичка или там котёнок, сидел громадный петух, нагло и злобно выпятив на Таню жёлтый кошачий глаз. А другой глаз, обращённый к хозяину, у него был полузакрыт и был обыкновенным, пустяковым куриным глазом - глупым и нестрашным.

- Входи же! - сердито возвысил голос старик.

- Да, а он как укусит…

- Это петух-то? - усмехнулся старик. - Разве птицы кусаются? И чему это вас в школе учат?

- В школе про таких петухов не учат! - заносчиво проговорила Таня. Её обидела насмешка старика, а ещё больше обидел собственный страх перед этой злобной курицей с кошачьим глазом и противным кровавым гребнем, пришлепнувшим дурацки маленькую голову.

Все также, с выставленными вперёд кулаками, Таня решительно вступила на крыльцо черепановского дома. Старик пропустил её вперёд. Таня не позволила себе оглянуться на петуха, когда совсем близко проходила мимо него. Только чуть вздрогнула, не увидев, а почувствовав жёлтый взгляд его расплавленного злобой глаза. Дверь захлопнулась, и в сенях сразу стало совсем темно, как в их школьной фотолаборатории, куда Таню привёл как-то Саша Чижов. Это было время, когда Саша ещё не собирался быть военным и геологом, а помышлял, когда вырастет, стать кинооператором. «Понимаешь, Танюха, ведь это же замечательно - снимать кинокартины!»

Странные, чужие, враждебные запахи со всех сторон обступили Таню в этой кромешной тьме. И только один запах среди всего этого тлена и ржави - а пахло тленом, и ржавью, и петушиными перьями, - только запах, пришедший издали, должно быть, со второго этажа, дотронулся до Тани, как добрая рука друга. Это был запах масляных красок. Запах, предвещающий радостную встречу с яркой, вспыхивающей россыпью цветных огоньков. Таня ободрилась и уже смело нащупала ногой первую скрипучую ступень, ведущую наверх, в комнату, где горел у старика свет. И заспешила, зашагала, старательно нажимая на скриплые ступеньки, радуясь ворчливо-разным их голосам: «Кто тут?», «Кто там?», «Что надо?»

Свет, пробивавшийся сквозь приоткрытую дверь, там, наверху, манил, как в сказке какой-нибудь манит путника свет в глубине пещеры. И звал, радовал и звал, милый и добрый запах красок, такой добрый сейчас запах, что, пожалуй, был. он добрее даже запаха бабушкиных пирогов, когда она добывала их из печи. «А вот я вас сейчас на стол… А вот и Тане кусок…»

Первая подскочив к двери, Таня широко распахнула её и, ослепнув на миг, замерла на пороге. Но не от яркого света зажмурились, будто ослепли Танины глаза. У старика, в большущей его комнате, чуть ли не на весь второй этаж, всего и горела-то одна лампа. И не очень даже яркая. А вот Таня, замерев на пороге, зажмурилась и не сразу потом решилась открыть глаза. Но вот решилась. Она не ждала всего этого. Она не ждала, что в этом дряхлом, пропахшем петушиным зловонием доме увидится ей такое… Увидятся торжественные и милые большеглазые лица людей, далёкие солнечные лужайки, лесная опушка и дождь, вершины деревьев, свившие свои прозрачные нити с лучами солнца. Девочка не ждала, что милый и добрый запах красок приведёт её в этот мир - их мир, столь громадный, разнообразный, удивительный.

- Музей! - выдохнула она изумлённо и робко вступила в комнату и, как в музее, боясь звука своих шагов, пошла на цыпочках вдоль стен.

И тотчас остановилась. Стена, на которую были обращены сейчас её глаза, будто раздалась перед ней, широко и сразу, и вывела на улицу, в давно знакомые ей места, вон туда, на центральную площадь её родного города. Ведь эта церковь - ведь это она стоит у моста за базарной площадью. Там ещё овощной склад и делают ещё валенки: «Пимокатный цех». Странно, сейчас никакого здесь склада и никакого цеха не оказалось. Церковь словно помолодела, и вокруг неё деревья - они так кстати здесь. Старые-престарые, а церковь будто помолодела. Но всё равно Таня узнала её. Она узнала и эти вот, из тяжких кирпичей сложенные приземистые торговые ряды их рынка. Да и как не узнать эти тяжёлые своды с пузатыми, как бока самовара, колоннами! Странно, но и торговые ряды сейчас тоже будто на много-много лет помолодели. Нет выбоин в стенах. И стены белые какой-то ненынешней белизной. И на стеках какие-то ненынешние надписи, вывески из старинных букв и даже с твёрдыми знаками. Но всё равно это их торговые ряды их Ключевской торговой площади, и даже вон там, за крайней лавкой, виднеется серебряный проулочек реки. Чуть шагнёшь за угол - и река откроется вся от моста и до монастыря вдали, у самого леса. Да вот он, вот он, этот монастырь, - его нельзя не узнать; Таня столько раз бегала по его широким стенам с бойницами, точно это крепость, а не монастырь. Правда, почему-то сейчас гуще лес вокруг него, ярче посверкивают кресты и в пустой звоннице монастырской церкви откуда-то взялся громадный колокол. Но всё равно это их, их Ключевский монастырь, который вот уже много лет реставрируют три стареньких, медленных деда, потому что этот монастырь «памятник архитектуры XVII столетия».