Олег Тихомиров - Про муху и африканских слонов

— Больше ждать не могу, — сказал Иван Иванович и вышел из-за стола.

Он подошел к Женьке. Взял лист, повертел с разных сторон, спросил:

— Это что?

— Дом, — вздохнул Женька.

Иван Иванович приблизился ко мне, покачал головой.

— Тоже дом? — спросил.

— Дом, — печально согласился я.

Иван Иванович стоял и все покачивал головой. Потом он вдруг подскочил к столу, распахнул журнал и тут же влепил нам по двойке.

Борька живет на «рыжем дворе» — так называется у нас двор соседнего дома пять.

С ребятами дома пять у нас всегда было что-то вроде вражды. К нам они почти не ходят, и мы редко появляемся у них. Попробовали однажды сыграть с ними в футбол, так чуть было не подрались из-за одного гола, игру даже не закончили.

Так вот, теперь представьте себе, что Борьку, коренного жителя пятого дома, уважают все наши ребята. Да-да! И не удивляйтесь. Сейчас расскажу, в чем здесь дело. Как-то мой сосед Гога Ренкин вынес во двор доску, расставил фигуры и небрежно произнес:

— Ну, кого обыграть?

Охотников сразиться с ним нашлось немало. Гога решил начать с Кости, самого азартного футболиста.

— Только я играю по всем правилам шахматного искусства. Ходов назад не брать и чтобы никто не подсказывал, — предупредил он.

— Ладно, — ответил Костя.

— Так какой же мы выберем дебют?

— А какой хочешь. Мне безразлично.

Костя не знал ни одного дебюта, поэтому ему действительно было все равно. Все мы тоже хотя и умели играть, но с шахматной теорией не были знакомы.

— Испанская партия! — громко объявил Гога и толкнул пешку.

Костя сделал ответный ход.

— Как же ты ходишь? Я сказал — будем играть испанскую партию, а ты играешь французскую защиту.

Кругом раздались восторженные восклицания, а Костя покраснел и сказал Гоге, что будет играть, как умеет.

— Что же, хорошо! А я буду играть по разработанной системе развития.

Мы восхищенно переглянулись и снова уставились на доску. Никто не сомневался, что Гога выйдет победителем. Но Костя, видно, не собирался проигрывать. Он уверенно делал ходы и если отдавал какую фигуру, то брал равноценную. Мы уже понемножку стали терять веру в Гогины способности, как вдруг он проговорил:

— Король у Кости в слабой позиции, а у меня все подготовлено к сильнейшей атаке. Сейчас вы увидите всю безнадежность его короля.

Костя, игравший спокойно, растерялся. Он, наверно, как и мы, стал прикладывать все старания, чтобы узнать, откуда же грозит опасность. После продолжительных размышлений он вывел короля из-за пешечной защиты и поставил его на открытое поле. Ошибочность этого хода была настолько явной, что среди смотревших пошел недовольный шумок.

— Тише, тише! — закричал Гога. — Он ничего не мог сделать. Это — цугцванг.

— А что такое «цугцванг»? — раздалось повсюду.

— Это когда я… — начал объяснять Гога (тут он чуть замялся), — или вообще какой-нибудь шахматист создаст противнику такое положение, что тот вынужден делать лишь проигрышные ходы. А теперь я начну атаку. Вот смотрите. Шах!

Слова Гоги всех ошеломили. Костя не пожелал защищаться, а, промолвив: «Я проиграл», вылез из-за стола и стал позади стоявших кругом ребят.

— Следующий! — выкрикнул Гога.

После Кости он победил еще четырех, в том числе и меня. Странное дело! Я играл как будто бы неплохо, но когда через некоторое время Гога объявил, что, на его взгляд, мне пора сдаваться, все у меня смешалось и перепуталось. Беда заключалась в том, что я не видел никаких признаков моей гибели. Это было самым страшным. Не зная зачем, я сделал несколько нелепых ходов и только после этого заметил и в самом деле никуда не годное положение фигур.

— Вот это здорово!

— Ну и Гога! Просто мастер!

— Гроссмейстер! — заговорили все разом, когда Гога объявил мне мат.

— Гога, ты прямо как Ботвинник.

— Я бы сказал, что мой стиль больше походит на алёхинский, — заметил Гога.

Многие с удивлением повернулись к Алёхе — мальчугану семи лет, который неизвестно каким образом очутился среди нас, учеников шестого и седьмого классов.

— Это не я! — испуганно проговорил Алёха и на всякий случай попятился.

— Эх, вы! — рассмеялся Гога. — Алёхин — это был шахматист такой, чемпион мира.

— А мы не знали…

— Ну и Гога! Все ему известно!

По всему было видно, что Гоге нравились отзывы о его игре и шахматных познаниях, хотя он старался казаться равнодушным.

— Может, найдется кто-нибудь посильнее? — растягивая каждое слово, сказал «мастер».