Олег Тихомиров: Иван — холопский воевода

О тех, кто первым ступил на неизведанные земли,

О мужественных людях — революционерах,

Кто в мир пришел, чтобы сделать его лучше,

О тех, кто проторил пути в науке и искусстве,

Кто с детства был настойчивым в стремленьях

И беззаветно к цели шел своей.

Гонец спешил. Ой, как спешил! Останавливался лишь дать отдых коню и опять мчался по дороге к столице. Путники смотрели ему вслед. Что за всадник? Промелькнул как тень, как быстролетный сокол. И нет его. А может, и не было — почудился, померещился? Уж и копыт не слыхать. Лишь повисла пыль над дорогой. Лезет в глаза, на зубах скрипит, окаянная.

Со страшной вестью торопился в Москву гонец. В глазах его свет померк, в ушах звон стоял, во рту было сухо и горько. Как сказать, как доложить о злодействе великом?.. Убит в Угличе малолетний царевич Димитрий — младшенький сынок царя грозного, Ивана Васильевича.

Случилась та беда 15 мая.

Целый день уж скакал гонец, а перед мысленным взором все гудела и ярилась толпа, схватившая убийц, и голосила без памяти царица Марья, мать Димитрия. Да еще все слышалось гонцу, как стонал-надрывался колокол.

Царицу Марью, из рода бояр Нагих, последнюю жену Ивана Грозного, выслали из Москвы в Углич семь лет назад, потому как на трон сел Федор Иоаннович, что был сыном царя от Анастасии Захарьиной, давно умершей первой жены. Опальную царицу в Угличе жалели. На царевича смотрели с почтением: глядишь, наступит время и расправит подросший птенец крылья, пробудится в нем дух Ивана Васильевича и обернется Димитрий могучим государем…

В отчаянье рвала царица на себе волосы, выла, металась, рукой зажимала перерезанное горло сына, да что зажимать — из раны уж и кровь не шла: вся вытекла.

— Дитятко мое родненькое… — припадала на грудь царевичу Марья. — Не жить мне без тебя…

Кричала она еще, что убийца — дьяк Битяговский с братьями, а подосланы они Годуновым.

Боярин Борис Годунов первым человеком стал при дворе царя Федора Иоанновича. Царю же милее были церковные службы, а не дела государственные. В народе говорили, что он больше походил на инока и что все заботы возложил он на Боярскую думу. А в думе той верховодит Годунов. Федор-то Иоаннович во всем с ним согласен: ведь и женат малодушный царь на сестре Годунова — Ирине. Только нет у государя детей, нет наследника. Вот и считали все: царевичу Димитрию престол достанется. Ан вон что вышло.

Подлых убийц растерзала толпа разъяренная. Посадские люди разгромили и двор Битяговского, и дьячью избу.

— За кровь Димитрия! — кричал народ. — За кровь невинного!

Битяговские жили всех зажиточнее — начала голытьба с них да на других богатеев перекинулась.

Царевича положили в храме, выставили стражу. В Москву решили гонца отправить, чтоб доложил царю обо всем без утайки. А еще бояре Нагие дали гонцу грамоту, велели лично царю вручить. (В грамоте о том же злодействе Борисовом сказывалось.) И хоть знали они не хуже других про силу Годунова, все же надеялись: откроет страшная весть глаза Федору. Кровь-то родная пролилась…

Скакал гонец по дороге. Волосы его спутались, лицо от пыли темным стало, в глазах рябь пошла, в ушах колокольный звон со стуком копыт перемешался. Одна мысль засела и жгла, будто железо каленое: «Убили Димитрия… Что ж теперь будет, что станется? Кому на Руси царствовать?»

Не попал гонец к Федору Иоанновичу. Годунов уже давно окружил государя своими людьми. Задержали они гонца, принялись расспрашивать: на что, мол, тебе царь, с какой нуждой к нему?

— Дело есть, — коротко отвечал гонец.

Тогда, видя, что ничего добром от него не добьешься, обыскали они гонца, нашли грамоту.

— Связать! — повелел старший, прочитав письмо.

Гонца доставили к Борису.

— Что скажешь? — спросил Годунов и тяжело взглянул, будто к стене придавил.

Понял гонец: наступил и его черед помирать. Да не дрогнул. Алая кровь царевича вспыхнула перед главами.