— Иисус Христос в эти дни на кресте распятый висел, а вы веселитесь! Вот вас бог-то накажет! Вот у вас мамы заболеют!
Эти страшные слова заставляли немедленно умолкать!
Но однажды Саша ответила на это:
— Это у тебя мама заболеет, потому что вы обе злые, — вот вас-то бог и накажет!
Анюта побледнела. Может, оттого, что обиделась, а может, испугалась за маму и тут же побежала в учительскую. Сашу позвали к Евдокии Алексеевне.
Она вышла оттуда с алыми пятнами на бледном лице. Соня подбежала к ней.
— Ну и пусть жалуются, — сказала Саша, — ну и пусть! А если меня накажут, кто им «святый боже» сегодня будет петь? Ну и пусть! А мне еще, может, лучше в кухне картошку чистить, чем каждый день этот «святый боже, помилуй нас»! Поем-поем, а чем он нас милует? Только все и ругают с утра до ночи, только все и ругают! Рады, что отца-матери нет…
У Саши слезы подступили к горлу, и она замолчала…
Наступил тягостный день исповеди. На уроке «закона божьего» батюшка сказал:
— Говорите на исповеди всю правду, ничего не утаивайте. Чтобы сердце ваше было открыто. О чем спросят, на все отвечайте. И помните — бог все слышит. А если обманете священника, знайте, что вы обманули бога!
Соня трепетала. Совсем притихшая и задумчивая, она готовилась к исповеди и все вспоминала свои грехи. Она не могла делать уроков, не могла читать. Мысль о том, что сегодня надо исповедоваться, мучила ее и не давала покоя.
В сумерки зазвонили колокола, еще более уныло, чем всегда. Мама стала собираться в церковь. Взглянув на часы, она сказала:
— Если запоздаю, подои Красотку, Иван. А то молоко подойдет, ей очень трудно будет.
— Ладно, подою, — ответил отец не очень довольным голосом. — А вы там не задерживайтесь… Вытряхните грехи-то — да домой!
— Как люди, так и мы, — сказала мама.
А Соня добавила:
— А что они у нас в кармане, грехи-то? Как же мы их вытряхнем?
Мама взяла ее за руку:
— Не слушай ты его! Пойдем.
С тем же трепетом, который не оставлял ее с утра, Соня вошла в церковь. Около исповедальни стояли люди со склоненными головами. Мама подвела Соню к самой дверце исповедальни и сама встала тут же. Соня терпеливо ждала. Сердце замирало от страха и волнения. Люди тихо входили в дверцу и выходили крестясь. Вот пошла мама. Она была там недолго.
— Теперь ты иди, — шепотом сказала она Соне.
Соня вошла. Это была трудная и торжественная минута. Соне казалось, что бог уже глядит ей в самую душу и ждет от нее всей чистой правды и признаний грехов. Ой, только бы не забыть какого-нибудь греха, только не пропустить бы!
В полумраке стоял священник. Он поглядел на нее какими-то далекими, усталыми, скучными глазами и начал спрашивать усталым, скучным голосом:
— Родителей слушаешься? Почитаешь ли отца и мать? Молишься богу? Ходишь в церковь? Не обманываешь ли? Не берешь ли чужого?
Соня не успевала отвечать. Она старалась припомнить, не обманула ли кого случайно и не взяла ли чего-нибудь чужого…
Но батюшка уже накрыл чем-то ее голову и, повысив голос, быстро прочитал молитву:
— Ныне отпущаеши раба твоего…
Соня положила на блюдо тоненькую желтую церковную свечку и две медные монеты, как велела мама, и вышла. Что-то было не совсем хорошо. Соня так готовилась к исповеди! Ведь батюшка обращался к самому богу, просил отпустить ее грехи, а сам даже и не дослушал всех ее грехов! Он даже и не слушал ее как следует, будто думал о чем-то другом… А потом пробормотал молитву — и все!
Но все-таки Соня шла домой и думала, что теперь у нее нет ни одного греха. Теперь она все время будет доброй и кроткой, не будет хныкать и капризничать, не поссорится никогда с подругами, будет всегда слушаться маму и папу… Как хорошо, как легко быть совсем безгрешной!
— Мам, — спросила она, дергая маму за руку, — у меня теперь совсем нет грехов?
— Совсем нету, — ответила мама. — Только прибавь шагу, опаздываю коров доить. Ревут небось.
— Значит, я сейчас все равно что ангел? Ведь у ангелов тоже совсем грехов нету?
— Ну, значит, и ты, как ангел.
— А могут у меня тоже крылья вырасти?
— Ой, девка, и что ты только выдумываешь? Шагай живее!
— Ну, а почему, если я все равно что ангел? У них же есть крылья?
— Да ведь ангелы-то никогда не грешат. А ты уж и сейчас грешить начинаешь — мать не слушаешься.
— А я теперь совсем не буду грешить!
— Человек не грешить не может.
— Почему?
— Уж так его бог устроил.
— Бог? А тогда почему же он сам устроил и сам же наказывает?
Читать дальше