Любовь Воронкова - Детство на окраине

Соня оторопела, а потом засмеялась и показала отцу пустые руки.

Мама покосилась на отца, покачала головой:

— Экой язык! Сколько тебе за твой язык попадало!

Тут вошли в комнату Сергей Васильевич и Дунечка. Они тоже ходили в церковь. Сергей Васильевич был важный и какой-то просветленный. Тугой белый воротничок подпирал ему подбородок.

— Бог милости прислал, — сказал он, проходя в свою комнату, и слегка поклонился. Он говел, усердно ходил в церковь и держал себя смиренно, хотя и не терял всегдашней уверенности в своем превосходстве.

И отец в ответ уже не усмехнулся и не спросил, где же эта милость.

— Спасибо, — ответил он, — спасибо!

А Соня заметила, что мама смотрит на отца строгими, предостерегающими глазами. И поняла, что мама почему-то боится Сергея Васильевича, и еще больше невзлюбила этого человека.

«Хоть бы Дунечка прогнала его! — уж в который раз подумалось ей. — Вот бы хорошо было жить без него!»

На другой день развезло. Через дорогу не перейдешь — месиво из грязи и снега. Соня как пришла из школы, сразу спросила:

— Мам, а сегодня опять в церковь пойдем?

И с затаенной тоской ждала ответа: неужели все-таки надо будет опять идти туда, стоять там целые часы, слушать непонятные слова молитв, задыхаться от тесноты и ладана? Хоть бы у мамы нашлись какие-нибудь неотложные дела и они остались бы дома!

Неожиданно выручил отец.

— Куда вы пойдете! — сказал он. — Не пролезешь нигде. Бог потерпит, если вас в церкви не будет, и не больно-то вы ему нужны. Какой от вас толк? Богатые на тарелку старосте церковному серебро кладут. А вы небось копейки две положили.

— Понес свое! — Мама покачала головой. — А забыл, как Христос сказал: лепта вдовицы дороже, чем золото богача. Богач дает потому, что у него много. А вдовица отдала последнее.

— Ну, голова, так то Христос сказал. А попы наши похитрее Христа. Они все-таки лучше золото примут. А лепта пускай у вдовицы останется, толку-то от нее мало.

— Заглаголил!

А маме и самой не хотелось идти в церковь. Она ходила от окна к окну, глядела на мокрый снег, который густо падал на мокрую землю…

— Что-то как я устала, — сказала она. — Вчера поздно легли, не выспалась. Не знаю, как выстою…

— А и выстаивать-то незачем, — ответил отец. — Ложись, да и отдохни.

— Люди вон пошли…

— Людям завтра в шесть часов не вставать.

Мама с облегчением повесила на стену черную кашемировую юбку, которую достала, чтобы идти в церковь, и прикрыла ее занавеской.

— Мам, а я? — с затаенной тревогой спросила Соня.

— А ты что? — прикрикнул отец. — Одна пойдешь, что ли?

Хорошо было остаться дома в эту слякоть и тьму! И в то же время мучила мысль: а что батюшка скажет, если узнает? Страстная неделя, а они дома сидят! Хотелось радоваться, что сейчас она сядет читать интересную книжку, и боялась радоваться.

Но села за книжку и про все забыла. Сказки, одна волшебней другой, раскрывались перед ней, полные неожиданных событий. Вот принц, превращенный в черный камень, лежит на склоне горы… Вот красавица переходит тайком из замка по холсту, протянутому над рекой… Вот жемчужина Адальмины, которую подарила ей фея. Сколько пришлось выстрадать Адальмине, когда она потеряла свою жемчужину!

— Что, уже отговели? — ехидно спросил Сергей Васильевич, проходя в свою комнату.

Он опять был в церкви, весь измок, пока дошел до дома. Он не замечал, что, проходя через хозяйскую комнату, оставляет темные следы на чистых маминых дорожках. А мама видела, но молчала, будто не видит. Она только подняла глаза от книги и сказала:

— Нездоровится мне сегодня. Завтра пойду.

Сергею Васильевичу, наверное, было досадно, что люди сидят дома с книжками в тепле, а он и устал и промок.

— Если бы все такие христиане были, как вы, что бы стало с православной церковью? Святой Даниил был брошен в ров со львами, а он славил господа. А тут — вишь ты, нездоровится… Да, уважительно, что говорить! Святые мученики вон что для господа терпели! Всякие муки. А мы… Ну, что говорить…

— Сережа, Сережа, что ж ты ноги не вытер? — торопливо прервала его Дунечка.

— Что ноги?! — огрызнулся Сергей Васильевич. — Какие ноги? — И, сверкнув на нее глазами, вошел в свою комнату.

Дунечка побежала в кухню за тряпкой, принялась было затирать мокрые следы, но мама сказала:

— Ничего, Дунечка, высохнет. Не ковры небось. — И отняла у нее тряпку.

У мамы все настроение испортилось. И отец сердито захлопнул книгу.

— Лучше бы поменьше молился да с людьми жил бы по-человечески! — сказал он. — Экой нескладный, форменный бурбон! Давай-ка, Даш, собирай ужин, да спать. Что ж керосин-то жечь зря, он ведь тоже денег стоит.