Теодор Вайсенборн - На пороге надежды

Господин Винкельман долго молчал, словно и не очень хотел отвечать, но потом все-таки произнес:

- Мой отец не многим отличается от отца Клауса, которого вы называете Терьером. Ну просто-таки никакой разницы. И меня тоже бивали неоднократно, уж поверьте; частенько я и понятия не имел - за что. А я все равно шел к своему отцу, если что-то было не так. Я и сегодня хожу к нему. Сейчас он меня, разумеется, кулаками не бьет, но вот словами - случается... Почему я иду к нему? По-настоящему, всерьез я об этом никогда не задумывался. Но вы задали вопрос... Я думаю, штука в том, что во мне живет такое чувство, будто я вправе что-то спросить с моего отца. Мы же одно целое, пусть он и не желает этого признавать. И еще... Может, тут примешиваются воспоминания - и у Клауса, и у меня. Ведь не всегда же были побои. Ведь были же когда-то и порывы нежности, ласковые слова, которые грели душу. Вот и не расстаешься с надеждой, что однажды ты их услышишь снова.

- Ласковые слова, нежность... Красиво звучит! Вполне возможно, тут есть какая-то сермяга. Но у меня на шее шестнадцать гавриков, а не один или два. Я не ухожу на работу и не возвращаюсь домой по вечерам, они целыми днями, за вычетом школьных занятий, вращаются вокруг меня. Они не выходят в один прекрасный день из переходного возраста, становясь, быть может, лучше, чем мы о них думали, нет, они просто выбывают, освобождая место для следующих. Переходный возраст становится хроническим состоянием. Нежность, ласковые слова? Поверьте, Винкельман, когда я только начинал тут работать, я иной раз испытывал сострадание к этим мальчикам, которые напоминали брошенных кутят. И я был готов просто обнять кого-то из них, дать выплакаться на моем плече. Советую вам: если в дальнейшем вы решите идти по этой линии - выкиньте подобные сантименты из головы. Не делайте этого! В нашей профессии приходится на каждом шагу ставить границы - себе и ребятам. Изматывающее .занятие. А мне, как ни крути, пятьдесят три набежало. Силы уже не те, как у всякого, кто трубит на таком месте. Все время поступают новые ребята, и с каждым возникают все новые проблемы, которые я могу решать лишь в том случае, если установлю твердый порядок и буду его неукоснительно поддерживать. Таково реальное положение. Тут бесполезно распинаться, заливаться соловьем. Тут никакие ласковые слова, как вы говорите, не помогут.

Практикант согласно кивнул:

- Думается, я могу это понять. И все же попробую найти какой-то иной подход. Поступают все новые ребята. И с каждым у вас новые проблемы. Я бы. предпочел говорить так: у каждого из них свои проблемы. Здесь пролегает главное различие. Почему все это называется «социальное обеспечение»? Да, мы обеспечиваем ребят. У них есть питание, и даже неплохое. Они обуты, одеты и могут выходить на люди; им дается образование, хотя далеко не всегда такое, какое следовало бы. Но это все обеспечение. А опека? Как мы печемся о них? Вот попадает к нам парень, всегда считавший своего отца самым главным и лучшим, а теперь этот отец сидит в тюрьме за мошенничество.

У другого какие-то личные проблемы, связанные с переходным возрастом. Третий же вовсе стоял на стреме, пока отец и старший брат занимались грабежом. А еще кого-то все время дразнили, потому что он заикался и уступал другим в умственном развитии, пока вдруг не обнаруживал, что на кулаках ему равных нет. Не нуждается ли каждый из них в качественно иной опеке? В сугубо индивидуальном подходе? А что делаем мы? Стрижем всех под одну гребенку, устанавливаем границы, решаем за них все до последних мелочей, полностью лишая их самостоятельности, сбиваем в безликую массу. Да, мы стараемся не за страх, а за совесть и добиваемся своего. Но что же это за парень, который боится иметь собственное лицо? Вот каково реальное положение вещей, господин Шаумель. Вот что нам надо изменить, иначе вся наша система перевоспитания - одно лицемерие и обман, иначе в ней нет того смысла, о котором мы любим разглагольствовать. Она ни одному из ребят не помогает расти и мужать, а только лишь защищает остальных граждан от поступков тех, кого мы изъяли из общественной жизни и кого вернем обратно лишь при условии, что они перестанут быть свободно развивающимися существами, а превратятся в лучшем случае в односортные парниковые плоды. Это положение пора менять. - И после небольшой паузы он добавил: - Но такое впечатление, что тешить себя надеждами на этот счет пока не приходится.

За обедом господин Шаумель сказал: