Эрвин Штриттматтер - Тинко

Фриц опять сердится:

— Ты должен отвечать, только если я тебя спрашиваю!

Когда он ругает меня, живот у него вваливается. Но вот он вытаскивает из кармана две палочки и снова надувает свой живот. Палочки — это сигары. Мне он тоже дает закурить.

— Вы, случаем, не продаете кур, которые еще из скорлупы не вылупились? — спрашивает спекулянт и выпускает изо рта воображаемую струю дыма.

— Не знаю, есть ли у нас куры.

Живот у Фрица сразу вваливается, и он кричит на меня:

— Вот дурак! Да я ж тебя теперь про яйца спрашиваю!

— А, вон оно что! Так это жену сперва спросить надо.

— Да-да! Пожалуйста, скажите, где мне ее найти?

— Да вон она сидит. Вы что, тоже туго соображаете?

— Милостивая государыня, — начинает плести Фриц, — для меня большая честь вести переговоры непосредственно с вами. Знаете, с женщинами как-то всегда быстрей можно договориться. Нет ли у вас лишних яиц? Я вам хорошо заплачу. У меня прекрасные связи в самом Шенеберге. [2] Район Западного Берлина.

Стефани закинула свои косички за спину. На руке у нее колечко, сплетенное из дикой гвоздики. Цветочек — драгоценный камень в кольце. Приложив ручку с растопыренными пальцами к груди, она говорит:

— Нахал! Смотрите, какое он себе брюхо отрастил! Да у нас переселенцы в деревне, им тоже яйца нужны…

Но Фриц недоволен Стефани.

— Ты, конечно, можешь так говорить, — перебивает он ее, — но потом ты все-таки должна продать мне яйца. А то как же я покажу вам, куда их надо прятать, чтобы жандарм не нашел!

Но у Стефани другие планы:

— За деньги у нас в поле никто не станет работать. А если я дам переселенцам яиц для ребятишек, то они придут нам помогать.

— Не станете же вы раздаривать яйца всяким проходимцам, когда я вам так хорошо за них плачу!

Пуговка теперь уже не прячется даже, когда Фриц бросает в него камнями. Он наполовину высунулся из ямы и знаками показывает на березовый куст. За кустом стоит какой-то человек. Вот он выходит оттуда и большими шагами приближается к нам. На нем костюм из солдатского сукна, серо-зеленая рубашка и черный галстук. Но вообще он лучше одет, чем солдат. Вроде он в воскресенье в трактир собрался. Брюки заправлены в серые парусиновые гамаши. Сам серьезный, а глаза смеются. Прижавшись друг к дружке, мы стоим разинув рты. Пуговка тоже подошел к нам, а Фриц вылез из своего «Мерседеса».

— Не так вы играете, ребятки, совсем не так, — ласково говорит нам подошедший солдат.

Мы подталкиваем друг друга и начинаем хихикать. Фриц садится на канистру и нахально заявляет:

— Почему ж это мы не так играем?

— Нельзя продавать яйца спекулянтам. Нельзя раздавать их и переселенцам. Все яйца надо сдавать на сдаточный пункт. Иначе горожане никогда яиц не увидят.

Фриц совсем разошелся:

— Мы тут в настоящих крестьян играем, а не в газетных!

— Что это за газетные крестьяне? — спрашивает солдат и задумывается.

— Это те, что без ножа и вилки штанов надеть не могут.

— Откуда ты это взял?

— Отец говорил.

— А как тебя звать?

— Фриц Кимпель.

— А этого как зовут?

— Этого зовут Зепп Вурм, но мы его кличем Чехом. Они по воскресеньям клецки едят и от чехов удрали.

— А вот этого?.. Как этого зовут? — И солдат показывает на меня.

— Это Тинко. Зовут его Мартин Краске. У него еще нет отца, только дед да бабка.

Солдат смотрит на меня в упор. Глаза его поблескивают, словно стеклышки от бутылки. Он строго осматривает мою курточку, ноги. Я пытаюсь спрятать поглубже в туфель дырявый чулок. А солдат тяжело так вздыхает, протягивает мне руку и говорит:

— Здравствуй, Тинко!

Прежде чем подать ему руку, я вытираю ее о штанину. У солдата рука жесткая, как терка, но теплая. Стефани, Пуговке, Фрицу и Зеппу он тоже подает руку.

— Вот вы как, значит, играете… А без сдаточного пункта дело у вас не пойдет… Хорошо было бы, если бы Тинко проводил меня к дедушке с бабушкой. Как вы думаете?

Фриц ему отвечает:

— Тут уж он сам себе голова. Как хочет, так пусть и делает.

Я сразу вспоминаю, что меня послали за мешками для картошки. Если я приду без мешков, мне попадет от дедушки. А если к тому же и мешочника в дом приведу, то мне еще больше влетит.

— Не пойду я, — говорю я солдату, не глядя на него. — Мы тут будем играть до конца.

Солдат опускает руки, поворачивается и уходит. Мы все садимся на корточки и ждем, пока он не исчезнет за деревьями.

Стефани первая нарушает молчание:

— Тинко, это ваш солдат вернулся из плена.