Эмилиян Станев - Похититель персиков

— Мы ждали вас… с женой учителя, там, у дороги, хотели вас повидать. Вы разве не возвращаетесь в лагерь вместе со всеми?

— Нет, я работаю в самом лагере, — неохотно сказал он, и его темные брови слегка нахмурились.

Наступило молчание. Они стояли друг против друга. Горячий ветер бился об них, плотно прижимая пеньюар к ее телу и распахивая полы, открывая округлые колени. Густой румянец заливал ей лицо, и она прятала глаза. Обломившаяся веточка абрикосового дерева застряла у нее в волосах.

Он смотрел на нее сияющими глазами, и она чувствовала, что его взгляд завладевает ею и кружит голову, как этот взвихренный ветром воздух. Смятение ее все росло, ей казалось, что сейчас она сгорит от стыда. Мысль, что она стоит наедине с посторонним мужчиной, вновь пронзила мозг, и в тот же миг к ней вернулось самообладание.

— Подождите, — сказала она и чуть не бегом вернулась в дом.

«Боже мой, что я делаю! — вскрикнула она про себя. — Что это со мной? Я сошла с ума! Отдам ему сапоги, и пусть уходит».

Гордость помогла ей взять себя в руки. Она сердито вытащила сапоги из-под столика и, придав лицу спокойное и даже строгое выражение, спустилась в сад.

— Возьмите, это вам, — сухо сказала она.

Он взглянул на нее с удивлением, и ей трудно было решить, что его удивило — ее сухой и спокойный тон, перемена в выражении лица или сапоги, которые она ему протягивала.

Он взял их, посмотрел на свои жалкие коричневые полуботинки. Лишь теперь Элисавета заметила, что на этот раз на нем уже другой френч, не рваный, и поношенные, но целые бриджи, а над дырявыми башмаками аккуратно навернуты зеленоватые обмотки. Он казался стройнее, выше, и платье сидело на нем ловко, хоть у него и был вид человека, одевшегося в лавке старьевщика.

— Благодарю, сердечно благодарю вас, — сказал он.

— Надеюсь, они будут вам по ноге, — проговорила она. — Это сапоги моего мужа, но он их не носит.

— А где ваш муж? — спросил он.

— В городе… Он там служит.

Пленный с усмешкой взглянул на нее, и ей показалось, что он ей не поверил.

— А почему вы одна? У вас нет детей?

— Нет, — ответила она, — у меня нет детей.

Он держал сапоги в руке, слегка помахивая ими, и пристально смотрел на нее своими большими глазами. Потом вдруг проронил:

— Я знаю, кто ваш муж. Комендант города.

— От кого вы узнали?

— Узнал. Спросил конвойных в лагере… Вы его жена. Почему вы это скрываете?

В смущении она не сразу ответила:

— Потому что он очень суров с пленными…

— Зато вы такая добрая!

— Вам нужно быть очень осторожным, когда вы приходите сюда, — заметила она. — Я не всегда одна.

— Я знаю. У вас денщик и прислуга.

— Откуда вы знаете?

— Подсматривал.

Она рассмеялась. Он глядел на нее серьезно, с видом обиженного ребенка.

— Я приходил на другой день после того, как вы поймали меня в винограднике, но вы были не одни. Тогда-то я и увидел денщика. Он сидел на скамейке и стругал палку.

— Вы подвергаете себя большой опасности, — сказала она, уже немного успокоенная разговором. — Не хотите ли закусить?

— Не откажусь, если предложите.

Она вернулась в дом со счастливым выражением лица, избавившись от волнения и неловкости. Отрезала ломоть хлеба, взяла кусок брынзы и завернула все в газету. Денщик должен был скоро вернуться, и следовало предупредить пленного, что ему пора уходить.

«Милый юноша», — подумала она, вспомнив его обиженный взгляд.

Она подала ему сверток и предупредила, что денщик может вернуться с минуты на минуту. Он попрощался и быстро зашагал по тропинке, которая тянулась вдоль виноградника.

Элисавета проводила его взглядом до самой ограды. Оттуда он помахал ей на прощание рукой, и она тоже махнула в ответ. Он перепрыгнул через ограду и исчез, и тут она вдруг ощутила, как одинока. Вернулась в дом, бросилась ничком на свою огромную кровать и долго лежала не шевелясь. В голове не было ни единой мысли, и отчего-то щемило сердце. Оно словно заполнило собой все ее тело, и она ощущала его теперь с какой-то странной силой. Перед нею стоял образ пленного. Он настойчиво смотрел на нее своими темными глазами, которые так волновали ее.

«Может быть, не придет больше, — подумала она, и эта мысль вывела ее из оцепенения. Она испугала и вместе с тем успокоила ее. Пленный знает, чья она жена. Неужели у него хватит смелости снова прийти? — Тем лучше, тем лучше, — твердила она про себя. — Я сегодня обезумела. Это все от погоды… От этого душного ветра…»