Яков Кравченко - Ночь на кордоне

Отряд немецких и венгерских солдат прочесал лес, устроили ночью в городе облаву, но никого не нашли.

Занятия в училище прекратились сами собой. В городе творилось не поймёшь что: немцы расстреляли бургомистра, — оказывается, он был из наших.

Меня же особенно взволновала одна новость: сбежал Илья Медведь. Это он дежурил на мосту и проспал его. Опасаясь расправы, он скрылся. Полиция с ног сбилась, но найти его не смогла.

А я думал: «Раз Медведь сбежал, значит, ничто не мешает мне забраться к нему в дом и завладеть книгой».

Я рассказал тётке, где находится книга, — она ахнула.

— Серёженька, дорогой, — говорила она, прижимая руки к груди, — да знаешь ли ты, что это за книга? В ней же списки партизан. Достань книгу! Достань во что бы то ни стало. Я помогу тебе подобрать ключи.

Она ушла в кладовку, копалась там целых полчаса, выбрасывая ржавые ведра, старую обувь и прочую рухлядь и наконец вернулась, неся целую связку ржавых ключей.

Весь тот день я их тёр кирпичом, протирал песком, прочищал отверстия и канавки шилом, пока ключи не стали блестеть. Потом я смазал их постным маслом и завернул в кусок клеёнки.

На следующий день в послеобеденное время, засунув за пазуху револьвер и надев пиджачок, чтоб ничего не было заметно, я отправился к дому полицейского. Настроение у меня было отличное, я насвистывал, весело посматривая по сторонам.

Должен сказать, что такое серьёзное предприятие я начал слишком легкомысленно и с самого начала чуть было не поплатился за это.

Пройдя училище и полицию, я завернул за угол, и едва не столкнулся нос к носу с художником. Дядя Костя, всё в том же немецком мундире, быстро шёл навстречу. К счастью, он смотрел себе под ноги.

Я бросился в подъезд, рванул дверь — она оказалась запертой. Мне ничего не оставалось, как прижаться к стене, в надежде, что художник пройдёт и не заметит.

Вот он уже в нескольких шагах и всё так же смотрит в землю. Поравнявшись со мной, он вдруг остановился и в упор посмотрел на меня. Ноги у меня подкосились. Но странное дело: художник не узнал меня, лицо его, казалось, имело безразличное выражение, хотя он смотрел на меня долго, минуты две.

Когда он ушёл, я оглянулся и увидел на стене над своей головой листовку партизан. Художник смотрел на неё, и это спасло мне жизнь.

Оправившись от страха, я добрался до дома полицейского уже без всяких приключений.

Во дворе я осмотрелся и стал подбирать ключи. Большинство из них были слишком большими и в замочную скважину не влезали, другие легко входили, но проворачивались безрезультатно. Третьи проворачивались до половины, и уже чувствовалось, как поддаётся пружина, но дальше бородка ключа во что-то упиралась.

Наконец один из ключей плавно повернулся, и — щёлк! — замок открылся.

Я толкнул дверь и шагнул в коридор. Запахло прокисшими щами и затхлостью. У внутренней двери я остановился, насторожённо прислушиваясь. Из комнаты доносился неясный шум. «Это птицы в клетках», — успокоил я себя и потянул дверь. Она предательски громко заскрипела. Я остановился на пороге как вкопанный. Сердце громко заколотилось. В комнате кто-то был…

Хрр-бррр, хрр-бррр… — слышалось непонятное хрипение. Казалось, какой-то огромный железный зверь тяжело дышал и рычал в комнате.

Я хотел было уже дать стрекача, но любопытство побороло страх, и я заглянул в комнату. Что же я увидел?

Кровать напротив меня была прибрана, и было видно, что на ней давно не спали.

На столе стояла оплывшая свеча, бутылка из-под водки, кусок хлеба, тарелка с остатками завтрака. В углу в клетках бились голодные птицы.

Слева на маленьком диванчике навзничь лежал Илья. Голова его запрокинута, одна рука свисала до пола, к подошве правого сапога прилип раздавленный огурец. На круглом, как бочка, животе полицая лежала растянутая гармошка. При каждом вздохе живот приподнимался, мехи ещё больше растягивались, и гармошка сама собой издавала басовые звуки, испугавшие меня: ррып-ррып, ррып-ррып…

Пахло водочным перегаром — Илья был мертвецки пьян.

Я поискал глазами книгу, но её нигде не было видно. Под кроватью я заметил чемодан и решил, что второй том Брема именно там.

Поднявшись на носки, я пошёл к кровати. Когда я уже был посреди комнаты, храп и сопение за моей спиной вдруг прекратились и в комнате стало тихо. Я остановился, с ужасом думая, что сейчас Илья влепит мне пулю между лопаток. Но выстрела не последовало, и я оглянулся.

Полицейский, напружинив налитую кровью шею и приподняв голову, смотрел на меня выпученными глазами. Потом голова его бессильно упала, и рыпение возобновилось.