Яков Кравченко - Ночь на кордоне

Часа в два дня во двор въехала машина с полицейскими. На бортах отколоты щепки, очевидно, пулями, на заднем правом колесе спущен баллон, и машина накренилась набок.

На полицейских разодраны шинели, у некоторых забинтованы руки, головы. Человек пять, видимо, ранены были тяжело, и их сняли осторожно. Потом бесцеремонно стащили за руки и за ноги ещё двух, положили рядом у стены, прикрыли лица шинелями.

Один из полицейских докладывал что-то приехавшему начальнику. На перемене мальчишки прилипли к окнам.

— Здорово они их отделали…

— Двоих насмерть. Смотри, кровищи…

— Так им и надо.

— Кто же это их?

— «Кто-кто»… Дурак. Не знаешь, кто в лесу?

— Тише, директор…

После посещения лесника я стал смотреть на тётку другими глазами. Оказывается, у неё есть ещё другая жизнь, которую она от меня скрывала. До этого она казалась мне сердитой, вечно всем недовольной, ворчливой женщиной, но теперь я видел, что она не совсем такая. Я и раньше замечал: стоило мне заговорить о полиции, о прибывших новых немецких частях, как она вдруг менялась в лице, становилась внимательной, ласковой.

Вскоре произошло ещё одно маленькое происшествие, усилившее мои подозрения.

После занятий, когда уже темнело, я возвращался из училища домой. На углу, около городского сада, я увидел тётку, стоявшую с Дарьей Петровной. Я видел, как учительница передала тётке какой-то сверток и быстро пошла в переулок.

Я догнал тётку и спросил, что ей дала Дарья Петровна.

Тётка оглянулась и пожала плечами.

— Какая Дарья Петровна?

— Обыкновенная… Учительница.

— Я не знаю Дарьи Петровны. Это была торговка. Я у неё дрожжи покупаю.

— Ну, зачем вы так говорите? — обиделся я. — Что ж, я своей учительницы не знаю?

— Дурачок, никакой учительницы не было. Выбрось это из головы, Я разговаривала с торговкой. Тебя зрение подводит. Удивляюсь твоим родителям, как это они своевременно не позаботились об очках…

Её слова окончательно вывели меня из терпения.

— Зачем вы меня обманываете? — чуть не закричал я. — Что я, ребёнок? Я всё, всё знаю… И про записку, и про лесника…

— Тю, тю на тэбэ… — прошептала тётка по-украински, испуганно оглядываясь по сторонам. — Что ты мелешь? Замолчи сейчас же!

Не желая, чтобы тётка водила меня за нос, я круто повернулся и побежал назад, собираясь догнать учительницу. Однако в переулке её уже не было, она куда-то исчезла.

Так я в тот раз ничего и не доказал тётке.

Мой новый знакомый дядя Костя жил в полуподвальном помещении под городской баней.

Как-то после занятий я зашёл к нему. Комната у дяди Кости небольшая, одно-единственное окно, голландская печь, кровать, ободранный комод. В углу валялось множество пустых бутылок с нерусскими названиями. Жил он, как мне показалось, беднее нас с тёткой.

— А, Серёжа, дружище! — закричал он, увидев меня. — А я уже думал: забыл ты своего друга. Вот уж обрадовал, вот уж обрадовал!

Дядя Костя весь просиял, засуетился — так ему было приятно видеть меня.

— Ну, что? С чего начнём? — спросил он, потирая руки.

— Мне бы картины посмотреть… — робко начал я.

— Ерунда, картины подождут. Сначала обедать. И — никаких разговоров! По глазам вижу — есть хочешь. Веришь, я так рад, так рад… Молодец ты, Серёжка, ей-богу…

Говоря это, художник вынул из шкафа и поставил на стол белый хлеб, масло, сахар, огурцы, бутылку вина… Тут я понял, что ошибался, думая, что дяде Косте туго жилось.

В один миг он вырезал ножом дно в консервной банке, и жестянка покатилась по столу.

Я проглотил слюну при виде такой закуски.

— Ну, приступим? Будь как дома… Я с твоего разрешения выпью рюмочку. Тебе налить маленькую? Нет? Молодец, чувствуется, из благородной семьи… За твоё здоровье, мальчик.

Дядя Костя выпил и хрустнул солёным огурцом. Мне он положил в тарелку консервов, сделал бутерброд с маслом и сыром.

— Я, брат, страсть как люблю таких ребят, — жуя и подмигивая, говорил дядя Костя. — Я всегда один живу. Скучно. Теперь ты будешь ко мне заходить, и мне будет веселей. Научу тебя рисовать маслом и акварелью. А китайские тени видел? Показать? Айн момент…

Он опустил на окне шторку, и в комнате стало темно. Потом включил электрический фонарик и повесил его на гвоздь. На противоположной стене появилась тень моей лохматой головы.

— Смотри!

Художник сложил ладони вместе, и на стене обозначилась собачья морда с ушами. Разинув пасть, она поклацала зубами.