Яков Кравченко - Ночь на кордоне

— А чего бояться?

— Могут немцы обидеть, или ещё что…

— А тебя уже обидели?

— У нас их почти не бывает. Один раз приезжали, забрали курей и поросёнка, и всё. Ты приходи ещё…

— Приду как-нибудь.

Я перебросил сапоги на другое плечо и зашагал по дороге. Поднявшись на пригорок, оглянулся. Настенька по-прежнему стояла на том же месте. Я помахал ей рукой.

Дорога домой показалась куда длинней. Я порядком устал, дважды садился отдыхать на пахнущую полынью обочину.

Было безветренно, тепло. Низкое небо затянуто серыми неподвижными тучами, стаи грачей кружились над степью.

Я думал о том, что Настеньке, должно быть, скучно одной в лесу. Ни подруг, ни мальчишек, не с кем поиграть… Потом вспомнил о тётке. Зачем она посылала меня в лес?

Вдали на дороге показалась грузовая машина. Густо пыля и подпрыгивая на колдобинах, она приближалась. В кузове, тесно прижавшись друг к другу, сидели полицейские. В руках у каждого автомат, за спиной вещмешок, морды хмурые. Узнал я и своего знакомого Илью Медведя.

«Куда это их черти понесли?» — подумал я, провожая взглядом спускавшуюся к лесу машину.

— Поехали искать ветра в поле, — услышал я вдруг за своей спиной чей-то голос.

Оглянувшись, увидел пожилого худощавого мужчину в старом пиджаке, в армейских ботинках, с беретом на голове. Он, должно быть, только что вышел из-за стога, стоявшего около дороги. В руках незнакомец держал жёлтый плоский чемоданчик.

— Не найдут, — уверенно сказал человек, продолжая смотреть вслед машине.

— Кого не найдут? — переспросил я.

— Партизан.

— Они ищут партизан?

— А ты думал, за орехами поехали? Держи карман…

Мужчина засмеялся, показывая целый ряд золотых зубов.

Я испуганно оглянулся и посмотрел вдаль. У самого леса машина, казавшаяся теперь спичечной коробкой, завернула в овраг, где жил лесник.

— Ты, мальчик, не бойся, — успокаивал меня незнакомец. — Не таким дуракам найти партизан. Пьяные рожи… Налетят в лесу на пень, разобьют машину и конец операции.

Незнакомец внимательно посмотрел на меня и спросил:

— А ты, сынок, где был?

— У лесника.

— Что ж ты там делал?

— Да вот… за сапогами ходил, — соврал я.

— А не боишься один?

— А чего бояться? Я не трус.

— Ты посмотри… — Незнакомец выразил на лице восхищение. — Да ты, брат, герой! Я как глянул на тебя, так сразу и решил: вот это, парень! Вот такому бы автомат в руки…

Я не понял, что он имел в виду и зачем мне автомат в руки, но слова его мне очень понравились.

Он тоже шёл в город, и по дороге мы разговорились. Звали незнакомца Константин Иванович. Он немного хромал и как-то неестественно выбрасывал вперёд левую ногу. Я почему-то почувствовал к нему полнейшее доверие и за пять минут рассказал ему всю свою жизнь. Константин Иванович охал, удивлялся, всё ему было так интересно.

— Ты зови меня просто дядя Костя, — сказал он. — Я чувствую — мы будем друзьями. Я художник. Рисую. Вот посмотри…

Он остановился и раскрыл чемоданчик. В нём были тюбики с краской, кисти, палитра. Под крышкой чемодана — фанерка, на которой нарисовано осеннее поле, вдали лес, дорога, скрывающаяся в овраге. Ну, точно место, по которому я только что прошёл.

— Похоже?

— Очень.

— То-то… Ты ко мне приходи. Я живу один. Картин у меня уйма. Научу тебя рисовать. Я страсть как люблю таких ребят, как ты. У меня есть новенький английский ножик, складной… Я тебе его, пожалуй, подарю.

Дядя Костя наговорил мне столько приятных вещей и так заморочил мне голову, что я чуть не потерял сапоги и совершенно забыл, куда и зачем ходил и что тётка давно ждёт меня.

Дома я рассказал в двух словах о посещении лесника и очень пространно — о моём новом знакомом.

Тётка слушала, хмурилась и неодобрительно качала головой.

На следующий день во дворе полиции никого не было видно. Пустота, словно всё вымерло. Один часовой одиноко расхаживал по двору с автоматом. Временами он выходил на улицу, поджидая своих друзей-полицейских. В окошках тоже торчала одна старуха машинистка. Она пришла на работу в «собачий полдник», намного позже обычного. У порога долго обтирала калоши, потом никак не могла закрыть старомодный зонт, служивший ей и зонтом, и тростью.

Прищурившись, я прикидывал, смог бы попасть на таком расстоянии ей в пенсне из рогатки или нет.

Учителя я по обыкновению не слушал, а думал о своём. Разные картины, одна страшней другой, рисовались моему воображению. То мне представлялось, как полицейские окружают кордон, выводят и связывают Настеньку, а дом и усадьбу сжигают. То будто видел издали зарево пожарищ, а подойдя ближе, находил одно пепелище: обгорелые брёвна, обугленный труп Жучки на цепи, развалившуюся печь. Или же был свидетелем неравного боя, завязавшегося в лесу между партизанами и оккупантами. Я слышал выстрелы, крики, стоны раненых, взрывы гранат…