Владимир Машков - Как я был вундеркиндом

Бабушка смягчилась и чокнулась с академиком.

– У нас ещё будет время поговорить о занятиях.

Я чуть не поперхнулся. Ещё чего не хватало! Неужели для того я устанавливал рекорд, чтобы всё началось сначала?

– А мы через неделю переезжаем на новую квартиру, – радостно объявила Валентина Михайловна и обняла за плечи Юлю…

– Поздравляем, – зашумели все.

– Спасибо, – сказала Валентина Михайловна. – Но тут начинается загадочная история.

Все перестали есть и стали слушать. Взрослые тоже любят загадочные истории.

– Когда мой муж пошёл в райисполком, чтобы узнать, почему нам не дают квартиры, ему сказали, что теперь всё в порядке, потому как приходили за меня просить мои ученики – лауреаты Международных конкурсов.

Я чуть не поперхнулся второй раз и потянулся за бутылкой лимонада.

– Ну и что тут особенного? – спросила бабушка.

– Особенное в том, что среди моих учеников нет лауреатов Международных конкурсов, – сказала Валентина Михайловна.

– Так кто же это мог быть? – удивилась мама.

Я поспешно глотнул шипучего напитка.

Валентина Михайловна поглядела на меня долгим взглядом и пожала плечами.

Уф, кажется, не догадывается.

– Чем-то похожая история произошла со мной, – подал голос Лев Семёнович.

Час от часу не легче.

– Мне позвонил мой бывший ученик, – рассказывал Лев Семёнович. – Он дипломат и живёт за границей.

– Так что тут загадочного? – недоуменно спросил папа.

– Загадочное в том, что до сих пор он никогда не звонил мне, и я подозреваю, что он не знает ни моего адреса, ни телефона.

– Нашёл в телефонной книжке, – предположил папа.

– Верно, мог найти, – согласился Лев Семёнович. – Но самое загадочное в том, что он позвонил мне в ту самую минуту, когда мне было особенно тяжело, словно знал, что мне трудно, и хотел меня утешить, поддержать.

Я не успел прийти в себя, как в разговор вступил Александр Александрович:

– А ко мне на днях пришёл мой сын, которого я не видел три года. Мы давно разведены с его матерью. Кто-то помог моему сыну найти меня.

– А мне сегодня директор предложил вернуться на работу в бассейн, – сказала Янина Станиславовна.

Я вдруг почувствовал себя так, будто сижу не на стуле, а на раскалённой сковороде, и поспешно вскочил.

– Что с тобой, Севочка? – озабоченно спросила бабушка.

– Севе, наверное, наскучило сидеть со взрослыми, – сказала Валентина Михайловна. – Поди поиграй с Юлей.

Я молча кивнул, потому что не хотел ничего другого, как убежать поскорее отсюда. Мы с Юлей отправились в мою комнату. Там я всучил девочке толстую книгу сказок с цветными картинками, а сам стал прислушиваться к тому, что происходит в большой комнате.

После нашего с Юлей ухода некоторое время все молчали.

– Вы хотите сказать, – услышал я голос мамы, – что это был Сева?

– Я не сомневался ни секунды, – ответил Александр Александрович, – что сына ко мне привёл Сева.

– Я не скажу, что догадался в то же мгновение, – откровенно признался Лев Семёнович. – Но на другой день, тщательно взвесив все обстоятельства, я пришёл к выводу, что так благородно поступить мог один человек – Сева.

– Сейчас я тоже уверена, что этим лауреатом Международного конкурса был Сева, – сказала Валентина Михайловна.

– Может, вам будет смешно, – тихо проговорила Янина Станиславовна, – но я думаю, что свой рекорд Сева установил ради меня. Вернее, чтобы помочь мне.

Но никто не засмеялся. Я тоже. Потому что Янина Станиславовна сказала чистую правду.

– Сева всем нам преподал урок великодушия и бескорыстия, – я с трудом узнал голос Александра Александровича, до того он был взволнован.

– Вот так вундеркинд! – то ли засмеялся, то ли закашлялся дедушка, который до сих пор хранил молчание. – Всем нос утёр!

– Всеволод! Как вам не стыдно подслушивать?

Я торопливо закрыл дверь и обернулся к пунцовой от гнева Юле.

– Всеволод, неужели вы не знаете, что нельзя подслушивать, о чём говорят взрослые?

Я прекрасно знал, что нельзя подслушивать взрослых, даже если они тебя хвалят. Конечно, когда тебя поднимают на щит, возносят до небес, это гораздо приятнее, чем когда тебя ругают. Но Юля права, всё равно некрасиво подслушивать.

Я, конечно, предполагал, что рано или поздно (лучше – поздно) учителя догадаются о моих проделках. Но, честно говоря, мне бы хотелось, чтобы всё осталось в тайне. Вернее, чтобы учителя обо всём догадывались и я бы знал, что они обо всём догадываются, но чтобы никто про это не говорил вслух.