Анна Гарф: Кожаные башмаки

«Даю тебе, сынок, в долг, за будущие трудодни», — пошутил отец, когда на войну собрался. Он спешил. Шёл, не оглядывался и провожать не позволил: «Долгие проводы — лишние слёзы».

Зачем так сказал отец? Мама и бабушка вовсе и не плакали, только счастья воину уходящему пожелали.

А Миргасим, Миргасим-то как радовался! Даже песенку придумал и запел, приплясывая:

«Брат Мустафа уходил — молоток подарил. Отец на фронт идёт — сыну грабли даёт!»

Эх, давно всё это было, месяц назад, а может, и больше…

Захлопал во дворе крыльями петух, как громом загремел, и заорал на всю улицу:

«Ми-ми-Миргаси-и-им!!»

«Куда-куда он делся? — всполошились куры. — Куд-куда, куд-куда-а?..»

Услыхал это Миргасим, рассмеялся. А засмеёшься — спать уж и не хочется. Знали бы птицы, что по-птичьи он понимает, не кричали бы так громко.

Кто птичьему языку научил? Отец! А то кто же?

Утренним светом стены комнаты будто мёдом налились, и соломенная шляпа отца засияла, как золотая. Она всё ещё висит против двери, на гвозде, на своём всегдашнем месте. Вернётся отец, наденет шляпу, выйдет в поле и глазам своим не поверит: как потяжелели, налились зерном колосья, пока воевал! К осени должны люди войну кончить. Без мужиков хлеб с полей кто уберёт? Тяжёлая это работа, бабам не под силу. Потом пора настанет картошку копать, возить — тоже дело мужское. А главное — пахота осенняя, женское ли это занятие? Если землю вспашут кое-как, то и озимые кое-как взойдут. Худо в деревне без мужиков, худо…

Под соломенной шляпой ещё один гвоздь Миргасим в стену вбил. Отцу, когда вернётся, интересно будет — чья это шляпа на том, на другом гвозде висит? Белая матерчатая, панамкой называется. Это девчонки одной приезжей, Асии-москвички шапка. Вчера Миргасимова мама панамку эту постирала и повесила сушить. Для чего мама чужую шляпу стирает? А как же иначе? Родители Асии на войне. И мать, и отец. Девчонку свою они ещё в начале лета прислали, на каникулы. К Абдракипу-бабаю, он ей дедушка родной. Сами тоже хотели приехать в отпуск, давно, говорят, не были в деревне, соскучились. А тут война. И поехали не сюда, а на фронт. И не подумали, кто будет их дочке одежду стирать, кто станет девчонку в бане мыть. Дедушка-то в колхозном саду совсем один живёт. Вот и взялась Миргасимова мама. Мало ей своей работы, что ли? И баню для Асии топит, и голову ей кислым молоком моет, чтобы волосы блестели. У дедушки своего Асия только ночует, но весь день здесь торчит:

«Ой, Миргасим, почему ты уши не помыл?.. Ах, пожалуйста, не плюй на пол!..»

Вчера вечером пришло ей письмо, отец пишет — скоро не ждите, враг силен, но мы сокрушим его.

Вся деревня собралась письмо послушать. Женщины вздыхали, а старый Абдракип-бабай глаза рукавом тёр, говорит — соринка попала, что ли.

Письмо было русское. Асия читала вслух по-русски, потом по-татарски пересказывала. Мать-то у неё, как все, татарка, она Абдракипа-бабая дочь. Интересно знать, кто отец? Почему по-русски пишет?

Когда гости ушли, Миргасим спросил Асию:

— Почему твой папа пишет не по-нашему? Чуваш он или мордва? А может, цыган?

— Хоть бы и цыган, тебе-то какое дело? Он на фронте! А сама кулаками так и молотит, не смотрит даже, куда бьёт — по спине ли, по голове ли. Большая, десять лет ей, не меньше, а с мальчиком дерётся. И не стыдно? Пришлось граблями погрозиться:

«Уходи, приезжая, чужая!»

Но тут-то и налетел Зуфер:

«Отберу, спрячу».

«Вот ещё, как же! Грабли — отцовский подарок. Будь ты хоть самый старший мужчина не только в доме, но даже во всей деревне, всё равно отнять не смеешь!»

Зуфер и слушать не стал, как наподдаст! Миргасим рубаху в руках у Зуфера оставил, а сам юркнул в сарай вместе с граблями, заперся на засов. На войне солдаты тоже — когда наступают, а когда и отступить приходится. Но уж если успел в крепости укрыться, то никакие Зуферы не страшны.

А девчонке этой московской, чужой, приезжей, Миргасим отомстит. Узнает она, что войну вести, сражаться он мастер. Не верите? Любого товарища Миргасимова спросите, кто здесь первый боец, и каждый скажет:

«Первый воин у нас в деревне Миргасим, дяди Гарифа сын, бабушки Гюльджамал внук».

«Такого уважаемого человека сын, такой почтенной жен-шины внук, почему же он бегает простоволосый, без шапки, даже без чеплашки?»

«Да потому, что волосы у него — как бархатная шапочка», — так мама говорит.