Иван Супрун - Егоркин разъезд

Сейчас тут, на разъезде, жизнь шла, как и всегда, обычным порядком: на лужайке бродили куры и играли маленькие ребятишки; около сложенных стопкой щитов дремали телята; через переезд ехали мужики на подводах; на проводах сидели воробьи.

Там же, далеко, на яркой зелени болот было все незнакомо, пустынно, и не виднелось ни единой живой души, даже птицы и те не летали там, а с новеньким, выкрашенным в белый цвет семафором творилось что-то неладное. Он весь дрожал, ломался, а временами его отдельные части исчезали: то скроется верх, то низ, а то вдруг останется на виду только одна середина. Такое же непонятное явление происходило и с рельсами: они не лежали на месте, как всегда, ровненько, а прыгали и причудливо изгибались.

Идти одному на небо стало боязно. Егорка слез с насыпи и направился в барак к своему дружку и ровеснику Гришке Ельцову.

Узнав, куда и зачем зовет его Егорка, Гришка спросил:

— А сладкий кисель там есть? Один раз, на пасху, тятя наколол мастеру много-много дров. За это мастериха дала нам полную кружку клюквенного киселя. Ох, и вкусный же он!

— На небе этого киселя полные бочки, — ответил Егорка.

— Ладно, — согласился Гришка. — Только надо сначала сговориться, а не просто так.

Сговариваться полагалось не где попало и уж ни в коем случае не дома, а в «своем месте».

«Своим местом» назывался небольшой свободный уголок внутри сложенных треугольником старых шпал. Там, по примеру старших ребятишек, имеющих подобные скрадки в других укромных закоулках, Егорка и Гришка время от времени собирались и решали свои важные дела, туда же стаскивали и ценные находки: ржавые костыли, красивые камешки, стеклышки, папиросные коробки и всякие бумажки.

Гришка тоже положил в карман кусок хлеба, а под кисель взял большую жестяную миску.

Через некоторое время друзья сидели между шпалами и шепотом рассуждали. Путь предстоял длинный, идти решили сейчас же, чтобы засветло вернуться обратно, заходить домой не нужно, все необходимое они уже захватили: хлеб лежал в карманах, ковш и миска стояли на земле.

— А вот ножик… ножик, — вспомнил вдруг Егорка. — Чем же мы будем защищаться от разбойников?

— И от чертей? — добавил Гришка.

— Чертей не бойся, они не нападут, — заверил Егорка. — Нечистая сила и всякие ведьмы бродят только ночью и то не где попало. На линию они никогда не забираются, боятся паровозов, а вот разбойники — это да…

Идти домой за ножом было опасно: там, наверно, уже ищут пропавшую посуду. Как же быть?

После недолгого раздумья Егорка сказал:

— Наш ножик с деревянной ручкой и с тупым концом, а вот у вас я видел — ножик так ножик: весь железный, узенький и с острым-преострым концом. Ежели им пырнуть разбойника, то сразу проколешь насквозь. Иди ты, а?

— Он острый, — согласился Гришка, — а вот как я теперь пойду: мама увидит меня и скажет «сиди дома», а то заставит искать миску. Ежели бы ты к нам сходил? Тебя она не посадит и не заставит искать миску. Сходи, а?

Егорка промолчал.

— Ты сделай так, — с жаром продолжал Гришка. — Придешь к нам и спросишь меня. Мама скажет: «Нет его дома, он, как бес угорелый, носится где-то». Тогда ты сядь около Федьки — он всегда дома — и начни забавлять его, а сам следи за мамой. Как только она выйдет куда-нибудь, ты осторожненько — чтобы Федька не видел — подходи к полочке, хватай ножик, прячь его в карман — и сюда. Ладно?

— Ладно. Только ты сиди тут тихо и не высовывайся, а то…

— Ни в жисть! — поклялся Гришка. — Ты тоже никому ничего не говори.

— И я — ни в жисть!

Егорка поднялся с земли и стал пристально глядеть в просвет между шпалами.

Кругом не было ни души, если не считать куриц с петухом. Курицы усердно копались в мусоре, а петух, подняв голову, держался в сторонке от них и, как показалось Егорке, очень настороженно присматривался к тайнику.

— Кши! Кши! — прошептал Егорка.

Петух резко тряхнул головой, но с места не тронулся.

— Кто там? — забеспокоился Гришка.

— Петух.

Гришка вскочил на ноги, поглядел в просвет и погрозил:

— Уходи, проклятущий!

Уж на этот-то раз петух должен был понять, что ему угрожает опасность, и убежать. Но ничего подобного, он сделал несколько шагов к шпалам, затем остановился, повернулся к казарме и громко закукарекал.

Егорка с Гришкой, плюхнувшись на землю, принялись шарить руками под шпалами. Как назло, ничего не попадалось.

— Бросай ковш! — крикнул Гришка.

Егорка вскочил на ноги, но запустить ковш не успел: петух, а за ним и курицы вдруг шарахнулись и побежали.