Иван Супрун - Егоркин разъезд

Порфирий Лукич крякнул и махнул рукой:

— А, ну тебя… Коли так, говори сама.

— Я-то скажу, у меня нет бороды. — Авдотья Васильевна встала и выпалила: — Отдайте нам в дети Петьку!

— Петьку?.. В дети?.. — удивился отец.

— Ну да, ну да, — зачастила Авдотья Васильевна. — Больших не смеем просить, а вот Петьку… он же как ангелочек, в самый аккурат.

— Поезжайте в город с прошением, чтобы вам дали ребенка из приюта, — посоветовал отец. — Их теперь там полным-полно.

— Съездил бы, да вот каки дела… — замялся Порфирий Лукич. — Боязно как-то…

— Чего боязно-то?

— Неизвестно, какие кровя у него окажутся, ну и характер тоже… Вас-то мы знаем хорошо, а вот кто евоные родители — этого не узнаешь: может, воры какие или разбойники.

— Тогда сходите в деревню Левшино. Там есть вдова Кузнечиха. Детей у нее больше нашего, а хлеба — ни куска. Сама она не разбойница, не воровка, да и муж ее был хороший человек.

— У Кузнечихи я уже была, — сказала Авдотья Васильевна. — У ней самому младшему шесть лет — не ангельский возраст, не подходит.

— А вот Петька ваш в самый аккурат, — вставил Порфирий Лукич, — мы ведь как…

— Да погоди ты! — оборвала мужа Авдотья Васильевна.

Порфирий Лукич тяжело вздохнул и замолчал, а Авдотья Васильевна продолжала:

— Вы не сомневайтесь, у нас ему будет не плохо. Я сразу пошью для него все, что нужно, и игрушек всяких накуплю, и самым вкусным кормить станем. Царствовать он будет у нас.

— Он и у нас царствует, — отец взглянул на ребятишек.

Вслед за ним вскинули головы и остальные.

Мишка пристроился на печке рядом с Егоркой, а Ванька с Петькой сидели на нарах лоб в лоб и чем-то занимались так старательно, что не обратили внимания на установившуюся в избе тишину. Их льняные головы то наклонялись, то поднимались, а руки двигались из стороны в сторону, будто чего-то хватали и никак не могли схватить.

Присмотревшись к младшим, мать крикнула:

— Да распроязви вас в душу, что же вы делаете, негодники?

«Негодники» забавлялись очень интересным для них делом: Петька разматывал с клубка, а Ванька наматывал на какую-то светлую штуковину черную шерстяную пряжу.

Услышав грозный окрик матери, Ванька, не выпуская из рук пряжи, метнулся в угол, а Петька упал с перепугу животом на клубок, запутался в нитках, и хотя вовсю работал руками и ногами, с места сдвинуться не мог.

— Скребись, сынок, скребись! — улыбнулся отец.

Мать подбежала к нарам, схватила клубок и шлепнула ладонью по Петькиному заду. Петька заревел и полез к стене. Мать начала проворно сматывать пряжу. Ванька выпустил из рук клубок, и он запрыгал, как живой.

Егорка сначала с интересом наблюдал за скачущим мотком, а когда из черных ниток стали проглядывать светлые пятна, догадался, что по нарам танцует не что иное, как широконький с тонким горлышком пузырек. Если прижать его горлышком к губам и, пошевеливая языком, подуть, он издает такой же звук, как свисток кондуктора.

— Разобьется! — крикнул Егорка и ринулся вниз. Он толкнул Мишку, тот покачнулся и, потеряв равновесие, сорвался с печки. Шлепнувшись на нары, Мишка завизжал, Егорка же стал толкать Ваньку: «Не тронь мой свисток! Не тронь!» Ванька заплакал. Проснулся в зыбке Сережка и тоже заревел.

— Ад, кромешный ад, — завздыхала, зажав уши, Авдотья Васильевна.

— Бывает еще хуже, — заметил отец.

Утихомирив ребят, мать вернулась к столу. Авдотья Васильевна принялась снова за свое. Уговаривала она долго и очень усердно. Родители слушали внимательно, не возражали ей, и поэтому после каждого ее слова Егорка все более и более убеждался, что Петькина судьба решена. Когда крестная перестанет говорить, мать подойдет к нарам и возьмет на руки Петьку. Петька не будет знать, зачем его взяли. Мать подаст Петьку крестной и скажет слова, которые она обычно говорит, когда дает соседям что-либо: «Почему же не выручить? Возьмите».

Авдотья Васильевна разлила по рюмкам оставшуюся водку:

— Ну, так как же?

— Никак! — раздалось на нарах.

— Ты о чем это, крестник, а?

Авдотья Васильевна вылезла из-за стола.

— Петьку нельзя отдавать, нельзя!.. — крикнул прерывающимся от волнения голосом Егорка и загородил собой братишку.

— Почему? — Авдотья Васильевна подошла к нарам.

— Петька вовсе не ангел. Ты сама говорила мне один раз, что у ангелов на спине крылья, они послушные, тихонькие, а у Петьки никаких крыльев нет, он визжит, кусается и царапаться умеет. Мама хочет отдать его вам. А я… А я… — голос Егоркин задрожал, нос сморщился, губы перекосились, из глаз покатились слезы. — А я все равно не отдам. Не отдам!