Геннадий Блинов - Зона действия

— Как говорят мои родители, одна кошка от себя скребет, — буркнул Яшка.

— Это как? — не поняла Марфуша. — При чем здесь кошка?

— При том, — усмехнулся Яшка. — Все так говорят: «Лучше бы руку отрубила…» А как появится возможность чужое взять, так и про мораль забывают.

Марфуша остановилась. Антошка только сейчас обратил внимание на Марфушины тряпичные туфельки. На одном из них лежала небольшая заплатка, пришитая неумело, крупными стежками. И он подумал, что заплатку пришивала сама хозяйка.

— Яшка, неужели ты так думаешь потому, что твоя мама в столовой работает? — с тревогой в голосе спросила Марфуша.

Яшка зло махнул рукой.

— Отвяжись, худая жизнь.

Антошка заметил, как по лицу девочки пробежала тень.

— Стыд-то какой, — пробормотала она и, свернув с тропки, побрела к поселку.

— Марфуша! — крикнул Антошка. — Куда ты?

Девочка не остановилась. Ее одинокая фигурка скоро скрылась за тальником.

Антошке хотелось побежать вслед, успокоить ее. Но он и сам в трудные минуты всегда предпочитал остаться наедине, чтобы поразмыслить о случившемся. Иногда и всплакнуть.

— Тебе физиономию бы надо начистить за такие слова, — сказал он Яшке.

— Ну бей, бей, — выпятив ребристую грудь, тоненько крикнул Яшка. — Одна моралью бьет, другой — кулаками. Тоже мне — друзья.

Антошка был сильнее Яшки, и ему сделалось смешно, когда тот начал задирать его, толкая плечом. Яшка походил на взъерошенного воробья.

— Ухмыляешься? — с вызовом спросил он. — Как двину…

Антошка сжал его ладонь, Яшка сразу сник.

— Дурачье мы, — примиряюще сказал Антошка. — Чего это мы с тобой не поделили?

Яшка не ответил. Уже в поселке спросил Антошку:

— Со мной пойдешь? Пленку проявим.

— Спрашиваешь? Давно хочу посмотреть, как фотографы в темной кабине колдуют.

Антошка еще не видел так богато обставленной квартиры. В обеих комнатах на стенах висели яркие ковры, под ногами — тоже ковры. На видном месте стояло пианино.

— Играешь? — спросил он.

Яшка замотал головой.

— Хотела маманя засадить за инструмент, но я взбунтовался.

В комнатах стояла мягкая мебель, лакированные столы, в книжных шкафах сотни книг в разноцветных переплетах.

— Шикарно живете, — сказал Антошка с восхищением. — А у нас стол, стул да раскладушка.

Фотолаборатория была оборудована в темной кладовке.

— Папаня расстарался — горячую и холодную воду подвел, раковину поставил, — сказал Яшка, снимая с бачка для проявления пленки крышку. — Все хорошо, но трубы потеют, надо бы их изолировать.

Антошка сел на табуретку и огляделся. Стены были увешаны фотокарточками, и он догадался, что это самые удачные Яшкины работы. В основном тот снимал школьников — и в лабораториях, и в классе, и за сбором металлолома и макулатуры.

— А ты мастер, — похвалил он. — Люди, как живые.

Изображая из себя великого скромника, Яшка сказал:

— Первые робкие шаги, как говорит наш физкультурник.

Он выключил свет и начал с катушки, которую отдал ему Жора, перематывать пленку на спираль бачка.

— Антон, ты поговори с Марфушкой — зря она на меня надулась, — тихо, без обычной рисовки сказал Яшка. — Ну, ляпнул.

— Вот и скажи ей сам. Без посредника обойдешься, — ответил тот и подумал, что хорошо было бы, если сейчас рядом с ними сидела Марфуша.

— Вот так оно и бывает. Правильно говорят: слово — не воробей…

Минут через десять он промыл пленку в холодной воде и окунул ее в ванночку с закрепителем.

— Посмотрим, что Жора запечатлел для истории.

Зажатая с одного конца прищепкой для сушки белья, сырая пленка под тяжестью спирали расправилась. Яшка бегло скользнул взглядом по негативу и недоуменно дернул плечами, склонился к пленке и начал внимательно рассматривать заинтересовавшие его кадры.

— Какая-то ерунда на постном масле, — растерянно сказал он и осторожно потрогал кончиком пальца пленку — эмульсия прилипала.

— Что исторического запечатлел Айропетян? — спросил Антошка.

Яшка невидяще смотрел на приятеля.

— Сколько раз говорил — не бери чужое, — глухо сказал он сам себе, неловко сел на табуретку и обхватил голову ладонями.

— Что все-таки случилось? — снова спросил Антошка.

В глазах у Яшки застыли растерянность и боль. Антошка где-то читал, что у человека, оказавшегося в неожиданно сложной ситуации, лицо становится меловым. Сейчас он видел перед собой именно такое мертвое лицо.

Яшка попробовал было улыбнуться, но улыбка получилась кислой. Он вставил пленку в увеличитель и щелкнул выключателем. По белой бумаге один за другим поползли кадры. Вот за столом, уставленным бутылками, сидит компания; вот возвышается куча перепутанного ростками картофеля. Наконец под линзой увеличителя застыла грузная женщина, в руке она держала объемистую сумку.