Антошка шел следом за Коржецким.
Тот механически отвечал на приветствия встречных, не поднимая головы. Голос его потускнел, походка сделалась вялой.
«Жена у Коржецкого красивая, — думал Антошка. — Только она дура, потому что бросила такого человека».
Он не мог сказать, какого именно, но Антошка был уверен, что Коржецкий нужный для стройки человек, и таких людей надо беречь. И еще Антошка почему-то подумал о Марфуше. Она хотя и не очень красивая, может быть, но девчонка что надо. Такая никогда не оставит человека в беде.
И Антошка укорил себя: сам-то хорош. Идет за комсоргом, хочет проявить к нему участие, а ведь это совсем не мальчишеская забота. А вот о своем товарище Яшке Лорине он, между прочим, забыл.
Кто-кто, а Яшка сейчас больше других нуждается в помощи. Нетрудно представить, что творится у него сегодня в семье…
«К Марфуше надо идти, — решил Антон. — Вместе что-нибудь толковое придумаем».
Марфа Посадница чистила картошку, когда Антошка робко шагнул через порог в ее комнату. На девочке был клеенчатый передник, и в нем она показалась Антону необычной.
Марфуша обрадовалась гостю.
— Сейчас я приготовлю ужин.
— Не до еды, — мрачно сказал Антошка. — Тут такое творится — голова кругом.
И он рассказал о том, что на Жориной фотопленке, оказывается, снята Яшкина мать с сумкой и у комсорга Коржецкого навсегда уехала жена.
Марфуша отложила картошку и пригорюнилась.
— Жалко мне Яшку, — сказала она. — Несладко ему.
— Чем мы сейчас можем помочь Яшке? — рассуждала Марфуша. — Пойти и наговорить общих слов, чтобы не падал духом или посоветовать, чтобы он спечатал снимок матери с украденными продуктами и отдал в комсомольский штаб? А может быть, вообще посоветовать пойти против родителей? Только это будет неправильно, потому что Яшка сам должен во всем разобраться и сделать какой-то вывод. Вот и пусть он решает, как жить дальше.
Марфуша вырвала из тетради лист и написала: «Мамочка, мы с Антошкой у Савелия Ивановича. А у Коржецкого беда: жена уехала».
Савелий Иванович, прихрамывая, опираясь на костыль, шагал впереди ребят. На его парадном костюме, ударяясь друг о друга побрякивали медали. Их было много — и «За отвагу», и «За взятие Сталинграда», и «За штурм Берлина», были и трудовые медали. Среди орденов главенствовал орден Ленина. Антошка, видимо, там, в комнате, когда впервые увидел награды коменданта, дольше положенного рассматривал орден на его пиджаке, и Савелий Иванович обратил на это внимание.
— За Волго-Донской канал, — кивнул он на орден.
Для Антона и война, и Волго-Дон, и поднятие целинных и залежных земель было неблизкой историей, о которой теперь пишут в учебниках. И люди, которые вершили эту историю, по крайней мере, те, которые отмечены высокими наградами, казались необычными, чем-то выделяющимися среди остальных. Но вот сейчас рядом с ним шел Савелий Иванович, самый обычный старичок, который перед приходом ребят собирал закапризничавший будильник и никак не мог найти какое-то колесико. Антошка на четвереньках оползал всю комнату, а шестеренку нашли на столе под пачкой «Прибоя».
Парадный костюм Савелию Ивановичу велела надеть его жена Мария Федоровна — уже седая, но с удивительно задорными молодыми глазами старушка. Она сказала:
— Не на работу, небось, идешь. Для Глебушки ты всегда комиссаром останешься, а когда при орденах — и разговор основательней выйдет.
В руках Мария Федоровна держала потрепанную книжку. Антошка догадался, что это очередной детектив. Кто знает, может быть, эти увлекательные приключения сыщиков и помогают бабушке Маше сохранять молодой задор? Она послала с Савелием Ивановичем для Глебушки гостинцы — несколько ватрушек с творогом, которые настряпала сегодня утром, и баночку варенья — от простуды.
— Да какая же сейчас простуда — на дворе асфальт плавится.
— Не спорь, — с твердостью сыщика, убежденного, что он на правильном пути, сказала бабушка Маша. — Малина и в жару хороша.
Савелий Иванович покорно взял сумку. Сейчас ее несла Марфуша. Она без умолку тараторила, рассказывая, что ее мама с работы приходит поздно — бригада торопится к концу месяца сдать объект и получить премиальные. А на премию Марфуша задумала уговорить мамку купить шикарное платье, конечно, не дорогое, и обязательно вишневого цвета, потому что мамке такой цвет к лицу.
— Добрая у тебя душа, — сказал Савелий Иванович. Он посмотрел на Марфушу, размахивающую сумкой, и улыбнулся, отчего один его седой ус дернулся вверх. — Впрочем, иначе и быть не могло — ты очень на свою маму походишь.
Читать дальше