Мария Прилежаева - С тобой товарищи

Нет, что-то стряслось с ним на войне. Может быть, ему там контузили голову и он сошел с ума?

Он вытащил из кармана свое удостоверение:

— Вот. Здесь поставлена печать. Здесь написано, что я сражался как раз за этот город, который вы показываете нынче на картине. И мне дали орден.

Администратор ударил свернутой в трубку программой по бумажке, не взглянув на нее.

— Не забывайся, молодчик! Марш!

То, что случилось после, Сэм не забудет, если проживет до ста лет.

Отец опять нагнул голову, как взбунтовавшийся бык, и шагнул в сторону администратора.

— А воевать вы меня посылали? — бешено взревел отец Сэма.

В толпе пронесся истерический вопль:

— Негр убивает белого!

Раздались длинные трели свистков, несколько полисменов ворвались в вестибюль.

Сэма оттолкнули.

— Не трогайте па! Он добрый, он воевал!

Мальчик громко заплакал.

Кто-то схватил его за ворот праздничной рубашки и, как собачонку, вышвырнул на крыльцо. Сэм покатился по ступенькам. Падая, он рассек губу, подбил глаз и долго лежал неподвижно, уронив голову в пыль.

Наконец он поднялся и вытер ладонями мокрые, грязные щеки.

Его подбитый глаз заплыл багровым синяком, но все же Сэм увидел вдалеке орущую толпу.

Это тащили вешать на дереве его отца, черного солдата, который сражался под флагом Соединенных Штатов Америки.

Звонок прозвенел так внезапно! Саша от неожиданности вздрогнул. Неужели кончился урок?

Марина Григорьевна окинула взглядом класс, вернулась к доске и указала те слова, что были подчеркнуты двумя меловыми чертами: «Равенство граждан СССР, независимо от их национальности и расы…»

— Вы запомните, ребята, сто двадцать третью статью нашей конституции?

Она вышла из класса.

Саша украдкой взглянул на товарища. Костя смотрел в окно, губы его шевелились.

— Ты что? — тихо спросил Саша.

— Гады проклятые! Мистеры-твистеры! Черти! — бормотал Костя. Он погрозил кулаком: — Я бы их… Попадись они только! — и снова отвернулся к окну.

Борис Ключарев, нагнув низко голову, рылся в портфеле.

Ни к кому не обращаясь, Володя Петровых громко рассказывал:

— Как они его… Он пришел домой с орденом. А они его… потащили. Сэм смотрел, как они его вешали…

— Не охай, ты! — вдруг почти грубо крикнул Борис Ключарев, сузив острые, стального цвета глаза.

Саша встал и вышел из класса. Что-то ныло у него в груди. Негритянский мальчик не выходил из головы.

В коридоре бегали, толпились и «жали масло», соседние ребята. Саша обошел их сторонкой.

— Емельянов!

В дверях десятого класса стоял Коля Богатов.

После разговора в райкоме, когда он там похвалил семиклассников, у него появилось к ним какое-то новое чувство — беспокойной заботы, почти нежности, особенно к Саше. Коле хотелось потолковать о чем-нибудь с этим веселым парнишкой и, пожалуй, ближе сойтись.

Но Саша угрюмо молчал, что-то пряча в глазах.

— Случилось что-нибудь? — догадался Богатов. — Поссорился с ребятами? Или двойку схватил?

— Где? Что? Покажите!

Рядом с Колей появился его друг. Сергей Вихров, известный художник, который надиво школе и наперекор всем традициям стриг волосы под машинку, носил роговые очки и неутомимо снабжал школьную газету карикатурами на самые разнообразные темы.

— Покажите мне двоешника! — выхватывая из кармана блокнот, говорил Вихров. — Так. Хорошо! Великолепный типаж! То, что нужно. Колька, можешь готовить статью «Прогульщики учебы» или что-нибудь в этом же духе. Иллюстрация есть!

Жалкая гримаса дернула Сашины губы.

Вихров нахмурился:

— Что ты, хлопец? Собрался лить слезы?

Он был ласковый парень, хотя и карикатурист, и Саша на него не обиделся.

— На чем же ты срезался? — спросил Коля Богатов. — Ну, уж реветь-то во всяком случае не стоит.

— Да нет же! Нет! — сказал наконец Саша, чувствуя, что и верно слезы подступают у него к горлу: эти большие ребята так беспомощно и неловко его утешали.

Вихров спрятал блокнот.

— Нетактично получилось, — вполголоса упрекнул его Коля Богатов. — Ты дурень. Сережка. Суешься со своими карикатурами, не зная, в чем дело!

Он взял Сашу за локоть и осторожно спросил:

— Скажи все-таки, что?

— Ничего! Честное слово! — клялся Саша, все еще чувствуя тяжесть в груди от непролившихся слез, но уже чем-то счастливо утешенный. — Я просто подумал о том, как страшно в Америке!

Перемена кончилась, ребята толпами повалили в классы. Коридор опустел.