Взглянул я на знаменитую Софию Киевскую. Совсем не такая, как теперь. Словно большая каменная гора, с куполами округлыми, похожими купола Владимирского собора. Коснячка люди не застали. Сбежал он куда-то. Кто-то кинул:
— Идем освободим людей наших из темницы!
И поделились люди на две группы — одна часть пошла к темницы, другая — к княжескому дворцу.
Несколько скоморохов и среди них Терешко Губа двинулись к княжескому дворцу, мы полетели за ними.
Толпа во дворе клокочет, бурлит. Кинулись наконец к дверям.
Подались двери под неудержимым натиском людей — соскочили с петель, узнали.
Ворвались восставшие в княжеский терем. А в нем пусто, хоть шаром покати — никого. Все удрали: и князь, и дружинники, и охрана.
Растеклись люди по терему, по просторным княжеским палатам, рыскаю, князя и его прислужников его ищут, но зря.
А Терешко Губа (он еще на Подоле, как вече началось, «бесовскую харя» снял и таким похожим на Смеяна и Хихиню. Сомнений не было — предок) посредине главной, золотой княжеской палаты да как закричит:
— Люди! Да это же не впервые в Киеве такое! Простые смертные князя прогнали! Ха-ха-ха! Лепота! Радость какая! Ха-ха-ха!..
И ну вприсядку танцевать, через голову переворачиваться, чуть ли не до потолка подпрыгивать. А за ним другие скоморохи и простые люди.
Вижу — один бородач, немолодой уже, седовласый, через лоб тесемкою перевязанные, стоит возле стены, хмуро на эти танцы поглядывает. Терешко Губа. тоже увидел его.
— А ты, Минуло Гончар, что невеселый?
— Сына моего на Альте убило.
— Правда, горе большое, — мотнул головою Терешко. — Но его уже не воскресишь. Горе твое личное, а радость ныне у нас на всех одна, общая. Не можешь ты не разделить её. Пересиль себя, улыбнись, чтобы людей в этот день не смутить.
— И рад бы, но горе уста замкнуло.
Посмотрел на него внимательно Терешко Губа и вдруг махнул рукою:
— Эх!.. Не следует, может, своего скоморошьего закона нарушать, но день же сегодня такой…
Полез он за пазуху, достал кожаный мешочек, развязал, подал Минуле.
— Что это? — поднял на него глаза Минула Гончар.
— Не бойся. Не отрава. Зелье-веселье это, смех-трава. Пожуй-ка, увидишь. Одну травинку бери, больше не надо.
Взял Минула из мешочка сухую травинку, поднёс ко рту. пожевал. И сразу на глазах переменился — словно засветился весь изнутри.
Откинул голову назад и захохотал, весело, раскатисто, во всю мочь. — Ха-ха-ха-ха-ха!
А уже другие руки тянут: — А ну дай! — Дай попробовать! — И мне, Терешко! — И мне! — Мне тоже!
Растерялся Терешко. Но разве хватит сил отказать людям, что так просят? Еще и в такой день! И через минуту уже хохотала, заливалась вокруг Терешко вся толпа.
В первые минуты не было ничего. Ну, смеются люди, ну и хорошо. Князя прогнали. Весело.
Я и сам невольно улыбался. когда видишь, как смеются люди всегда почему-то самому улыбаться хочется, даже если не знаешь почему они смеются. Но вдруг кто-то выкрикнул:
— Веселие Руси есть питие! А давайте же сюда хмель-зелье, мёды наливные!
И откуда-то взялись бочки с медом хмельным. И заплескалось в чашах вокруг. И тут уже что-то страшное началось.
Когда понятно от чего люди смеются — это нормально. Когда же смеются безо всякой видимой причины, только от хмеля дурного — это жутко.
Вон смеётся худой, изнемогший, наверно, больной человек. Почему?
А вот старый, немощный дед смеётся. Разве до смеха ему сейчас? Или тому мальчику горбатенькому, что смеётся, аж захлебывается, и слёзы текут по его испачканным впалым щекам.
А Минуло Гончар… У него же сына убили. Только что говорил. А сам смеётся, аж заходиться… Это было страшно! Я посмотрел на Чака. Лицо у него было страдальческое. Глянул на Елисея Петровича, тот отвернулся.
В это время в княжеский дворец вбежал растерянный парень в латаной рубашке.
— Ой! Там Всеслава полоцкого из тюрьмы освободили, хотят его киевским князем провозгласить. А зачем он нам?
Парень еще что-то кричал, но его никто не слушал. Все, хохоча, бросились на княжий двор, где какие-то мужчины выкрикивали:
— Князю Всеславу слава! Слава! Слава! — Иди княжить и править нами! — Киевский стол свободен! Тебя ждет! — Иди, Всеслав, княжить! — Слава Всеславу! Слава! — И начали распевать, хохоча и пританцовывая: — Слава, слава, слава, слава! — Хотим Всеслава!..
И лишь отдельные люди, вот парень в латаной рубашке и еще кто-то, выкрикивали:
— Люди! Опомнитесь! Зачем нам этот Всеслав?! Или затем мы Изяслава прогнали, чтобы на шею себе Всеслава посадить?! Опомнитесь! Люди!
Читать дальше