Всеволод Нестайко - Загадка старого клоуна

«Эх, Сурен, Сурен, дорогой Сурен Григорян! И ничего же ты, ничего не знаешь о моих удивительных путешествиях с таинственным дедом Чаком! Если бы знал, ты бы с большим, я уверен, интересом относился ко мне. Ты же любишь всё необычное. Да и сам же ты такой необычный. Но вряд ли, вряд ли узнаешь ты когда-нибудь о моей необычной тайне. Да и никто, наверно, не узнает никогда…» И так мне стало тоскливо от этой мысли1 И так захотелось хоть на минутку увидеть Чака…

Когда прозвенел звонок с последнего урока, я начал ковыряться в портфеле, что-то в нем перекладывая, вынимая и засовывая назад. Я хотел, чтобы все разошлись и, главное, чтобы ушла Туся. Чтобы я мог спокойно, не привлекая ничьего внимания, побежать на спортплощадку. Но Туся, как на зло, тоже возилась с портфелем и не уходила. Наконец класс опустел, остались только мы вдвоём.

Тогда Туся вдруг повернулась ко мне и, смотря мне прямо в глаза, спросила: — Вы что — куда-то собираетесь? Итак она это спросила: — Кто? Что? Куда? — совсем растерялся я.

— Эх, ты!.. Конспиратор! А я думала, что ты… меня… — Она вдруг покраснела, резко поднялась и выбежала из класса. Кровь ударила мне в голову. Что она хотела сказать? «… Ты… меня…» О чём это она? Сладостное смущение охватило меня. Несколько секунд я не мог сдвинуться с места. Я почувствовал себя предателем.

Но что я мог сделать?.. Сурен же сказал: «Чтобы никто не видел, особенно девочки…» Разве я виноват?

На спортплощадке под одним из баскетбольных щитов стояли Сурен, Игорь Дмитруха, Лёня Монькин, Спасокукоцкий и Кукуевицкий.

— Где ты застрял? Вот ещё? Ждать его нужно! — буркнул Монькин.

— Ну, хорошо, идём! — сказал Сурен и решительно рванул вперед. Мы вышли со школьного двора и направились в сторону Печерского моста.

— А куда мы идём? — спросил Монькин.

— Ага! — сказал Спасокукоцкий.

— Да-да! — подхватил Кукуевицкий. Сурен не ответил.

— Много будете знать — скоро состаритесь! — сказал Игорь Дмитруха, но видно было, что и он не знает, куда мы идём. Сурен, загадочно улыбаясь, молчал. Конечно, если бы это был не Сурен, который завтра возвращается в Армению, никто бы, наверно, так не шел, наугад, вслепую, не зная куда, послушно как отара овец. Но это был Сурен.

И мы шли, ничего больше не спрашивая, только изредка переглядывались и пожимая плечами.

— У меня талоны, везу всех! — поднял руку Сурен и, не дав нам опомниться, пробил талоны. И тут Монькин вдруг зашипел: — Ой! Смотрите, смотрите!

Мы посмотрели — на передней площадке, у дверей вагоновожатого, Стояла Туся Мороз. Зайдя в трамвай в средние двери, мы даже не заметили, что она вошла в передние двери.

— Это вот этот, вот этот… — Монькин показал глазами на меня, видимо, не отваживаясь назвать Мухой, но и не желая называть меня Степаняном, — «хвоста» за собой привёл! Даму сердца! Точно!

Я почувствовал, что покраснел.

— Спокуха! — цыкнул на него Игорь (видно было, что лёнькина болтовня его раздражает).

Сурен, Спасокукоцкий и Кукуевицкий промолчали.

«Неужели она шла за нами следом: — с волнением думал я. — Как я не заметил её — Почему она шла: Зачем?».

Когда трамвай остановился у станции метро «Арсенальная», Сурен сказал: — Выходим!

И мы высыпались из трамвая. Высыпались и остановились все, как по команде, обернулись в сторону передних дверей. Туся вышла из трамвая и тоже остановилась.

Она стояла, двумя руками держа перед собой портфель. И растерянно улыбалась нам. Мне было так жаль её, что даже в горле щипало.

Сурен бросил на меня молниеносный взгляд и сразу решительно подошел к Тусе.

— Туся-джан! Айда с нами!

— А… а куда? — тихо спросила она и зарделась.

— Вах-вах! — поднял вверх руки Сурен. — Какие все нетерпеливые! Все хотят сразу узнать куда! Подожди немного и будешь знать. Хорошо!..

Когда мы зашли в метро, Сурен остановился, вынул из кармана несколько пятаков и первый вручил Тусе: — На! — Ой! Что ты! Не нужно. У меня есть.

— Слушай! Кто вас ведет? Я веду! Без разговоров мне! — категорично сказал он. И Туся вынуждена была взять пятак. И мы все тоже взяли. Видно, он всё продумал заранее. Он был артистом. Он снимался в кино, зарабатывал деньги. Ему хотелось, как это говорят, быть широкой натурой. «А-а! — вдруг догадался я. — Он ведет нас на киностудию». Мы спускались длинным эскалатором. Туся стояла передо мной, ниже на одну ступеньку.

Я смотрел на её тоненькую шейку с двумя смешными вьющимися завитушками (прическа у неё была короткая, почти мальчишеская) и страшно боялся, чтобы кто-нибудь из мальчишек что-нибудь ей не сказал. Но никто ничего не сказал.