«Ничего себе хату из лебеды ставят», — подумал я, поглядывая сквозь окно девятого этажа вниз, где подъёмный кран медленно поднимал с земли огромную бетонную панель с двумя окнами. Дверей в квартире, откуда звучала песня, еще не было, одни проёмы.
Мы зашли следом за Суреном в коридор, а потом в большую комнату.
Несколько молодых женщин в спецовках, пели, штукатуря стены. Очень ловко накидывая кельмой на стену раствор, они ровняли его длинными досочками так ритмично, плавно, в такт песни, что мы засмотрелись. Но вот нас увидели и песня оборвалась.
— Ой! Суренчик! — радостно воскликнула черноволосая остроглазая женщина и бросилась к Сурену. — Пришел-таки, милый мой! А я уже боялась… Это твои одноклассники?
— Здравствуйте, здравствуйте, дорогие! — Женщины сразу обступили нас, приветливо смеясь. — Ой, какой симпатяга! — Герой! — Луковичка моя! — Артистик! — Рыбочка!
Конечно, всё это адресовалось Сурену. Нам лишь мельком вежливо улыбались. Сурен покраснел, нахмурился и надул губы. Мы беспорядочно переглядывались. Ну, что, что мы могли тут поделать?
— Ну, хватит, девчата, хватит! — властно сказала красивая стройная девушка с бровями, как птичьи крылья. — Совсем мальчика задёргали.
— Да ты, бригадир, быстрее зови своего Бондаренко! — крикнула ей бойкая веснушчатая девушка. — Есть же хочется! — Она разлохматила Сурену чуб. — Из-за тебя, Джигарханянчик, даже обеденный перерыв перенесли.
— Ну, давайте готовьтесь, а я… — бригадир вышла на балкон, а женщины начали распаковывать свои сумки, что стояли, накрытые брезентом, в коридоре. Мы вышли на балкон вслед за бригадиром.
— Придется немного подождать, — повернулась она к нам. — Сейчас их беспокоить нельзя.
Подъёмный кран уже поднял панель над домом, а теперь медленно отпускал её на стену еще не собранной секции. Там, куда опускалась панель, стояли двое монтажников в брезентовых робах и касках. Один высокий, крепкий, другой пониже, с держателем электродов в руке.
Высокий поднятой рукой в большой брезентовой рукавице подавал крановщику сигналы: «Майна!», «Вира!», «Лево!», «Право!». И кран опускал панель на стену.
Вот высокий монтажник схватил обеими руками панель, качнул изо всех сил, направляя, и панель точно встала на место.
Второй монтажник сразу наклонился, и, словно новогодние бенгальские огни, посыпались из-за панели искры.
Только что на этом месте была пустота, сквозь которую виднелось синее небо с белой тучкой и далекими птицами, что носились в высоте, и вмиг эта пустота перестала существовать, вместо неё был кусок стены с двумя окнами. Буквально на моих глазах дом вырос на два окна.
И вдруг я подумал, что именно так, хот и не так, естественно, быстро строился весь Киев. Веками. Сначала деревянные срубы древних славян, потом первые каменные терема, потом София, Лавра, Золотые ворота, Подол, Печерск, Верхний город… Уничтожался врагами-захватчиками, разрушался непогодой, ветрами и временем. И снова строился, возрождался, разрастался. Чтобы стоять вечно и удивлять мир красотой своей. И все это делали обычные человеческие руки. Руки простых киевских строителей от древних времен до наших дней, до этих двух монтажников и крановщика, которые только что поставили панель с двумя окнами. Как он быстро вырастает сейчас, Киев!
Еще совсем недавно, несколько лет назад, тут была низина, пойма луга с озёрами, пастбища и сенокосы. А теперь… Новый город — современный, с белыми небоскребами, с широченными проспектами (до другой стороны не докричишься!), с площадями и бульварами.
— Василий! Гурген! — громко закричала женщина-бригадир. — Давайте сюда! Пришел!
В окнах только что поставленной панели появились монтажники (в одном высокий, в другом тот, что пониже), замахали нам приветливо. — Го-го! — это высокий. — Вах-вах! — тот, что пониже.
Бригадир зашла в комнату и присоединилась к женщинам, которые раскладывали на подоконниках бутерброды, огурцы, помидоры, яблоки, расставляли бутылки с кефиром, термосы с чаем и кофе. Мы остались на балконе.
Сурен скривился так, словно съел зеленое яблоко. Он молчал, только иногда махал рукой.
Мы сочувственно поглядывали на него — пока что придумать мы не смогли ничего.
— Ого-го-го! — басовито зазвучало в комнате, которая наполнилась гомоном, смехом, голосами и сразу стала тесной. Монтажники в касках, брезентовых робах с широкими поясами, на которых звенели страховочные цепи, брали бутерброды, пили кефир, хрумкали яблоки.
Читать дальше