Дороти Эдвардс: Шалунья-cестричка

Сестричка была мала ростом, до стола не дотягивалась, и фотограф усадил её в кресло, протянув ей плюшевого мишку.

— Ну, улыбнись хорошенько! Сейчас вылетит птичка, — пообещал фотограф и взмахнул жёлтым платком.

Щёлк! — и Сестричку тоже сняли.

Когда, спустя некоторое время, фотографии были готовы, мы увидели, что Шалунья вышла насупленной и сердитой.

— Ведь тебя просили улыбнуться! — огорчилась мама.

— А птичка так и не вылетела, — быстро проговорила Сестричка.

— Ну и упрямица, — вздохнула мама, — придётся снова идти к фотографу.

— Зачем? — удивился папа. — Мне этот снимок очень нравится. Дочка получилась здесь просто чудесно!

И папа долго-долго смеялся.

Когда я была маленькой, мне подарили куклу-фею, такую необычною, что я даже не решалась играть с ней. На голове у неё сверкала корона, за спиной поблёскивали маленькие крылья, а в руке — волшебная палочка. Расшитое золотыми звёздами, топорщилось платье. Но совсем как простая кукла, она тянула тоненько «ма-ма».

Я редко вынимала куклу из коробки, которая хранилась в одном из ящиков маминого шкафа. Едва касаясь куклы, я разглядывала её со всех сторон и снова осторожно прятала.

У Шалуньи тоже была кукла. Она звалась Розой. У неё была ссадина на носу, и она смотрела на мир единственным голубым глазом. Сестричка укладывала Розу с собой спать, а когда бывала не в духе, шлёпала её и даже выбрасывала из кровати.

Однажды мама увидала это, подняла куклу и сказала:

— Роза поживёт у меня, пока ты не научишься быть доброй девочкой.

— Не научусь, — донеслось из-под одеяла Шалуньи. Мама унесла куклу.

На следующий день шёл дождь. Под вечер мама гладила бельё и вдруг спросила:

— Где наша проказница? Слишком уж тихо в доме.

Она оставила утюг и пошла в сад. Там было пусто. В сарае тоже никого. Нашлась Шалунья в маминой комнате. Ящик шкафа был выдвинут, коробка — на полу, а кукла-фея в руках Сестрички прыгала то вниз, то вверх — туда-сюда: «ма-ма», «ма-ма»…

— Как ты могла, — рассердилась не на шутку мама, — взять куклу без спросу? Ведь это не твоя игрушка!

— А я хочу! — Шалунья склонила голову набок.

— Положи её на кровать! — сказала мама совсем чужим голосом.

— Не положу, вот.

Мама хотела отобрать у Шалуньи куклу, но тут кукла-фея вылетела в окно… Не потому, что у неё были крылышки. Это Шалунья швырнула её туда. Фея угодила головой прямо в лужу. В ту же минуту Сестричку отправили спать. На неё никто больше не смотрел, словно у нас в семье и не было маленькой девочки.

Мы бросились в сад. Голова у куклы треснула, обломились крылья, а про платье и говорить было нечего. Я заплакала. У меня никогда в жизни не было такой красивой куклы, и я ещё с ней почти не играла.

Когда мы вернулись в комнату, скрипнула дверь и показался курносый нос Шалуньи. Разглядев, что стряслось, Шалунья ушла в коридор и плакала так горько, как могла плакать только очень виноватая девочка. И мы простили её.

— Обещай быть доброй, получишь назад свою Розу, — сказала мама.

Сестричка часто-часто закивала головой. На следующий день мама отнесла обеих кукол в кукольную больницу. Когда их вернули, мы с Сестричкой очень удивились: Роза смотрела на нас большими карими глазами, её светлые локоны были завиты. Сказать правду, Сестричка привыкла к Розе, лишь когда у той снова вылезли волосы и стерся нос. Но уже никто больше не слышал сердитого голоса Шалуньи.

А я сразу полюбила свою куклу. Она перестала быть феей. Мама сшила ей желтое платье и капор и белый передник. Я придумала ей имя — Анабелла, ведь у феи даже имени не было.