— Я тебе поговорю! Высеку искры из глаз!
Слонялся Митяй в одиночестве, и не с кем ему было перемолвиться словечком, некому пожаловаться. Был дружок — Король, и тот изменил. С Толькой Лужковым стал дружбу водить. Ходят вместе, шепчутся по ночам.
Митяй преувеличивал. По ночам Толя и Андрей не шептались. Просто вчера вечером, когда легли спать, Толя, весь день ходивший грустный, сказал Андрею, что мать все лежит в больнице, чувствует себя плохо, плачет и говорит, что вряд ли встанет.
Андрей молча сочувствовал. Что он мог сказать, чем мог утешить Толю?.. Да и мысли его были далеко, далеко. Невеселые мысли, тягучие, как смола. Мысли о Зубее, о Севиной квартире на улице Конечной. О том, что его ждет впереди…
До начала занятий оставалось минут пятнадцать, а двери слесарной мастерской были гостеприимно раскрыты.
Водрузив на крючковатый нос очки, Никанор Васильевич сидел на железном стуле и ел нарезанное аккуратными дольками яблоко.
В мастерскую один за другим входили ребята, с удовольствием здоровались со старым мастером и, отыскав среди других неоконченных молотков свои, показывали их учителю. Никанор Васильевич отставлял молоток едва не на вытянутую руку и давал оценку:
— Хорошо, Королев! Даже очень хорошо! Опиловка чистая, разметка сделана верно, по чертежу. Сейчас получишь сверло и начнешь обработку отверстия. Если и с этим так же справишься — отдам твой молоток на выставку.
— А у тебя, Шашаев, — неодобрительно покачивал головой учитель, — дело не идет, а, извиняюсь, плетется, как конь некормленый.
— Сталь такая попалась, — как всегда, начинал оправдываться Митяй.
— Не в стали, дружок, дело, а в лени, которая сидит у тебя на шее и даже ноги свесила — до того ей удобно.
О молотке Олега Шилова Никанор Васильевич произнес целую хвалебную речь. Олег мог бы немножко и загордиться, однако он выслушал похвалу спокойно, даже хмурясь. Отойдя к верстаку, он натянул нарукавники, но к работе не приступал. Чего-то ждал. Когда в мастерской собрались все ученики, Олег пошептался с Димой, и тот громко позвал:
— Ребята, идите сюда на минутку.
— Началось, — проворчал Митяй. — Не успели старостой выбрать, а уже командует!
— Ребята, — сказал Дима, — тут вот Олег хочет кое-что сообщить.
Насупившись, Олег произнес:
— Вот о чем хочу предупредить — чтобы по тумбочкам не шныряли. Слышали, вчера на линейке говорили — в шестом «Б» пропажа случилась? В прошлом году тоже было такое. Здорово кое-кого взгрели…
Леня Куликов, близоруко щуря большие глаза, заметил:
— Я считаю, в нашем классе это исключено. У меня с первого дня в тумбочке лежат два рубля и целы.
— За всех не ручайся, — сказал Олег. Посмотрев на Ивана Кравчука, стоявшего с опущенной головой, добавил: — Я об этом неспроста сказал. Полчаса назад застал в спальне вот его. — Олег кивнул на Кравчука. — Шарил в моей тумбочке.
— Ничего не шарил! — вспыхнув, ответил Иван. — Я же говорю, что только фотоаппарат хотел посмотреть. Какая светосила.
— Об этом мог и меня спросить. А по тумбочкам нечего шнырять.
Весь урок Иван работал не поднимая головы. Лишь изредка, разгибая уставшую спину, недобро взглядывал на Олега. В перерыв подошел к нему и сказал:
— Ты не думай, что я хотел аппарат взять или там объектив вывернуть. Слово чести.
— Что, может, фотографией интересуешься? — спросил Олег.
— Еще бы! У моего брата — «Зоркий-2». Я тоже фотографировал. И карточки сам проявлял.
— Ну, раз интересуешься, записывайся в фотокружок. Вместе будем ходить.
Разговор о всевозможных кружках шел не первый день. Но лишь сегодня официально объявили, в какие кружки производится запись, дни и часы их работы. Об этом сообщали по радио, об этом же извещало объявление в вестибюле школы.
Кружков было много — семнадцать. Глаза разбегались — в какой записаться. Тут были и хоровой кружок, и танцевальный, драматический, литературный, духовых инструментов, художественной гимнастики, математический, рисования, кружок «Умелые руки», фотолюбителей, авиамодельный. Даже любителей футбола не забыли. Для них организовали специальную секцию юных футболистов. Андрей охотно бы записался в эту секцию, но ведь туда, конечно, первым примчится Сенька. А быть с ним в одной секции — это совершенно невозможно.
Урок математики начался шумно. То ли обсуждение новости о кружках было тому причиной, то ли возбуждение после работы в мастерской, но учителю пришлось несколько раз делать классу замечание, требуя тишины. Особенно беспокойно вела себя голубоглазая Сонечка Маркина. Сначала кому-то подавала таинственные знаки, потом тихонько переговаривалась с соседкой по парте и наконец, обернувшись к Андрею, шепнула:
Читать дальше