Эдик старался ничего не упускать — из окошка высунулся едва не по самую грудь. Однако ничего особенного не увидел. Шли, о чем-то разговаривали, Данка чему-то засмеялась. Вот и все. Потом они скрылись за деревьями.
Только тут Эдик по-настоящему понял, в какой ловушке они оказались. Надо же проследить, куда идут, зачем. Обязательно проследить! А они заперты. Как в мышеловке! Эдик заметался по чердаку. Вылезть на крышу, к трубе. А выдержит труба? Вряд ли — поржавела вся и костыль из кирпичей вылез… А если спуститься по веревке?.. Вон и веревка бельевая между стропил протянута. Новая, крепкая веревка. На всякий случай Эдик попробовал повиснуть на ней. Выдержала. Только стропила заскрипели.
— Эдя! — взмолился Костя. — Что ты выдумал? Хозяйка увидит.
— Не бойся. Развязывай!
Когда спешишь, все не ладится. С узлами провозились не меньше минуты. Легче бы обрезать, да чем? К тому же не своя веревка — хозяйская.
Закрепив конец веревки на балке, Эдик выглянул в окошко — вот досада! Хозяйка окучивает картошку. Вдруг увидит?.. Эх, ладно, ждать некогда. Те, наверно, метров триста уже отшагали. Эдик спустил вниз свободный конец веревки и стал осторожно, ногами вперед, вылезать из окошка. Вот уже висит на руках. Теперь спускаться… Тихонько… Перехватился. Ах, как режет кожу… Ну, еще раз. Еще… А как там хозяйка?.. Эдик взглянул через плечо, и… пальцы его чуть не разжались. Открыв рот, с поднятой в руке сапкой, старушка в ужасе смотрела прямо на него. И вдруг закричала противным, визгливым голосом:
— Ты что же, басурман, делаешь?!
Она еще что-то кричала, но Эдик уже не слышал ее. Он только чувствовал: пальцы разжимаются. Упадет? Но еще высоко… Он стиснул зубы и, не разнимая рук, чуть отпустил пальцы. Ладони обожгло, и в ту же секунду ноги его ударились о землю. Потирая ладони, сердитый и насупленный, он стоял возле куста сирени. Бежать было поздно. Размахивая сапкой, к нему спешила хозяйка, на крыльце показалась мать…
Костя все слышал: и как закричала хозяйка, и как ругала сына Нина Васильевна, и как Эдик оправдывался, неся всякую околесицу, что они, мол, играют в разведчиков; он зашел на чердак, а Софья Егоровна заперла его. А сейчас он должен бежать на речку, где его дожидается Костя.
Женщины, наверное, не скоро бы успокоились, ругая и стыдя Эдика, но он не стал слушать — убежал. А Костя, оставшийся на чердаке, еще долго со страхом прислушивался к каждому шороху, ожидая, что вот сейчас здесь снова появится хозяйка. Однако никто не приходил. Костя немного успокоился. Чтобы не так чувствовать жар раскалившейся железной крыши, он снова примостился у окошка: там чуточку продувало.
А Эдик тем временем сбегал на лужайку, побывал на речке, на станции, заходил по пути в магазины. Но ни человека с портфелем, ни Данки нигде не было… Может быть, они уже вернулись? Эдик поспешил домой. И Костю надо выручать. Совсем, наверно, запарился. Если его, конечно, не обнаружили.
Нет, не обнаружили — с чердачного окошка по-прежнему свисала веревка.
С лицом покорным и виноватым Эдик подошел к Софье Егоровне, которая все еще окучивала картошку, постоял минуту и сказал, что они с Костей могут вечером полить ей всю картошку и помидоры. А потом добавил:
— Можно, Софья Егоровна, я привяжу на чердаке веревку? Все, как было, сделаю?
— Ну-ну, сходи, — сразу подобрев, ответила хозяйка и достала из глубокого кармана ключ.
Поднимаясь на чердак, Эдик нарочно насвистывал, чтобы Костя не перепугался.
— Ну, как ты? Не сварился в этой термокамере?
— А ты дольше ходить не мог? — сердито сказал Костя и, отдуваясь, словно пьяный, полез с чердака.
В коридоре он первым делом подошел к ведру и одну за другой выпил три кружки воды.
— Совсем, думал, обалдею. А тебя нет и нет…
— Я весь поселок обегал. Данку и этого дядьку искал.
— Чего ее искать! Уж давно дома сидит.
— А дядька?
— Откуда я знаю? Одна вернулась… Ну, я пойду — освежусь под душем…
«Куда же он девался? — снова поднявшись на чердак, мучительно размышлял Эдик. — Неужели уехал?.. Тогда этой ночью мы… А если не уехал?»
Приладив на место веревку, Эдик захватил оставленный Костей будильник, тетрадь «разведданных» и свой узелок с «трофеями». В тетради он нашел еще одну пометку, сделанную Костиной рукой: «12.56. Возвращается Данка. Одна. В руке несет газету».
Эдик задумался. «Газета… А когда вышла с тем человеком из дому, никакой газеты у нее не было… Да, я хорошо помню. Значит, газету она купила. А газетный киоск только на станции. Выходит, она была на станции. А зачем — это ясно: провожала дядьку. Может быть, и правда он — ее отец? Интересно… Что же теперь делать?..»
Читать дальше