Кармен Васкес-Виго - Мятные леденцы

Всем было интересно знать, какой будет награда, потому что одно дело — книга, и другое дело — бутсы. Премия наших друзей интересовала особенно.

— Наверняка коробка шоколадных конфет, — скептически заявил Китаец.

— А вдруг велосипед?

— Хорошо бы — фирменный футбольный мяч… — мечтал вслух Китаец.

— А вдруг миллион песет? — вздохнул Пепито.

— Миллион? — мальчики смотрели на него, как будто он у них на глазах сошёл с ума.

— Да таких денег нет даже у королей Индии, а они богаче всех на свете!

— Не такие уж они богатые.

— А я тебе говорю, что они самые богатые.

— Если бы они были самыми богатыми, то ездили бы в автомобилях или летали бы на самолётах, а то ездят на слонах… — Китайцу важно было поспорить, и он мало думал о том, что говорит.

— Да ты знаешь, сколько стоит слон?

— В Индии? Ничего он там не стоит! — утверждал Китаец, как будто его родиной был берег Ганга. — Они там растут сами по себе, как у нас куры.

— Я ведь почему говорю «миллион», — спокойно объяснил ребятам Пепито, — да потому, что многие писатели получают за написанную книгу миллион… как премию.

— Вот это да! — не смог сдержать удивления Кике.

— Но дон Аугустин и не подумает столько дать, — засомневался Китаец, — тем более говорят, что учителя много не зарабатывают.

— И вообще школьное сочинение — это ещё не книга.

— Но почему же… — возразил Пепито. — Если сочинение будет большим, очень большим. Может быть, он и даст нам…

— Пятьсот тысяч песет?

— Нет, не пятьсот… Но двести пятьдесят мог бы и дать.

— Вот если бы двести пятьдесят тысяч, тогда… Да нет, всё равно мало, — подумал вслух Кике и представил себе, сколько бы он мог купить бутербродов на эти деньги, леденцов на палочках, мороженого, вафель и… — От одних этих мыслей ему сделалось плохо. — Вот так! Нужно двести пятьдесят тысяч — ни больше, ни меньше. И у нас были бы деньги, чтобы отдать дону Хоакину.

Ребята подумали, что самым счастливым днём будет тот день, когда они наконец смогут купить себе по пирожному, вместо того чтобы откладывать деньги в старую консервную банку.

— Слушай, Курро… — сказал вдруг Кике. — Ты столько читаешь, столько знаешь про разные тюрьмы и вообще иногда умеешь так складно говорить…

Курро рукой сделал жест, как бы пытаясь остановить Кике. Но тот продолжал:

— Я тебе говорю об этом прямо и откровенно… Слово даю! Ведь ты иногда говоришь, как будто стихи слагаешь. Ты, я уверен, сможешь написать нечто поразительное. Получишь премию, а мы уж угостим тогда тебя.

Да, должно быть, Кике на всю жизнь останется обжорой, хотя у него иногда появлялись и дельные мысли. Ребята ждали, что ответит Курро.

— Да что вы… Я за всё лето ни разу за городом не был… — сопротивлялся тот.

— Ну и что? Когда-нибудь ты ведь там был? Ведь был же, правда?

— Ездил я в Эль-Ретиро [2] Эль-Ретиро — национальный парк. , видел там розовые плантации.

— Так ведь это то же самое. Земля, зелень, цветы…

— Нет-нет… Потом моя сестра Пили мне станет ещё больше надоедать, чтобы я писал письма её жениху.

— Маноло?

— Да.

— И ты их пишешь?

— Когда могу, тогда не пишу, а вообще-то пишу.

— А о чём же ты пишешь? Ну скажи, — приставал Китаец. Ему очень хотелось знать, о чём пишут влюблённые.

— Всякое пишу! Я особенно не стараюсь и поэтому пишу что вздумается… О футбольных матчах или вот раз написал, как папа делал укол донье Пуре, ведь бедняжка очень больна, вот-вот помрёт.

— И она не ругает тебя за это?

— Донья Пура?.. А что же она может сделать, она ведь почти не может говорить…

— Да я про твою сестру спрашиваю.

— А, вот ты о ком… Сердится она. Да что ей остаётся делать, почерк-то у меня лучше и пишу грамотнее, правильно ставлю ударения. Вот она и соглашается.

— Плохи наши дела, хуже и не бывает… — вздохнул Пепито, решив сыграть на дружеских чувствах Курро. — Ведь дон Хоакин больше ждать не станет, упрямый он как осёл. Если бы я умел сочинять стихи!.. А вот ты умеешь… Правда? Ты только вспомни о тюрьме, вспомни, что было с этим несчастным, ну, с этим, что написал «Робинзона Крузо»…

— «Давида Копперфильда…» — поправил Курро.

— Ты подумай о наших мамах… о наших сестричках, маленьких, симпатичных… Уж если попадёшь туда, хорошего не жди… И такое, Курро, вскоре случится с нами… Такие молодые — и уже в полосатых одеждах! Неужели правосудие допустит такое?!

Пепито был доволен своей речью. Говорил он искренне и убедительно. Особенно хороша была последняя фраза. Всё шло как нельзя лучше, но вдруг ему показалось, что Курро хочет отказаться писать сочинение, и тогда на помощь пришёл Китаец: