Кристина Гудоните - Дневник плохой девчонки

Я запустила в ящик обе руки, поворошила шуршащие бумажки.

— Скажи, дорогая Лауруте, у тебя никогда не появлялось желания взять отсюда больше двадцати литов? Она ведь все равно не заметила бы.

— Конечно, нет, — удивилась Лаура. — Мы ведь договорились об оплате.

Да, христианское воспитание со всякими там «не укради!» наложило неизгладимый отпечаток на Лаурино мировоззрение, и вряд ли здесь можно что-нибудь изменить, подумала я.

Бабулька так и не проснулась, и мы пошли в «Арку». Там, обнявшись как братья, сидели Винце с Гинце. Едва увидев меня. Винце закатил глаза и поинтересовался, как мне, типа, Валентинас в постели. Ну и дурак ты, Винце, разозлилась я, хотя всегда знала, что любой мужчина — куда большее трепло, чем любая женщина. Мы с Лаурой сели за другой столик и заказали чай. Ни пива, ни сидра мне все еще не хотелось — похоже, застряла на стадии очищения.

И вдруг я заметила Гвидаса. Он только что вошел и оглядывался, выбирая столик. Наверное, явился сюда прямо из филармонии — в светлом костюме, черные волосы блестящими волнами рассыпались по плечам, в руке футляр со скрипкой. Совсем не такой, как в саду, — сейчас Гвидас показался мне даже старше и выше ростом. Сдохнуть можно, до чего красив! Я пригнулась и спряталась за Лауру — не хотела попадаться ему на глаза.

— Ты что? — удивилась подружка. — Куда полезла?

— Вон там, — показала я пальцем, — мамин любовник. Лаура стала искать глазами любовника. Гвидас тем временем нашел свободное место рядом с толстой теткой и сел. Скрипку он положил на пустой соседний стул.

— Который? Тот лысоватый в очках? — спросила Лаура.

— Спятила? Конечно, нет! Другой, в светлом костюме.

— Ого!

Лаура медленно повернулась ко мне. Рот у нее был разинут, а глаза явно не умещались в орбитах.

— Слушай, да он же настоящий красавчик! Знаешь, на кого похож? На Иисуса Христа! (Опять это христианское воспитание!)

— Ну ты хватила!

— Вот что я тебе скажу: матушке твоей страшно повезло.

— С чего ты взяла? Ты же его и не знаешь совсем. Лаура зажмурилась и запрокинула голову — один в один гусыня, когда пьет.

— Да еще и скрипач! Полный улет! Ты хоть слышала, как он играет?

Я кивнула и одновременно простонала: «Не-е-ет…»

Гвидас изучал меню.

— Смотри, как красиво он читает! — восторженно прошептала Лауруте.

— Неужели все буквы выучил? — радостно воскликнула я.

Лаура серьезно на меня посмотрела:

— Знаешь, если бы он… На твоем месте я бы не отходя от кассы начала его клеить. Само собой, если бы он не был парнем твоей мамы…

Я увидела, что к Гвидасу приблизилась официантка — на вид прямо Снежная королева. Наш красавец схватил ее за руку, притянул к себе и что-то тихо проговорил. Официантка мгновенно оттаяла — вот-вот закапает на пол — и глупо заржала. Ржание это мне мало того что не понравилось, но и показалось довольно-таки подозрительным. Ну, скажите, разве кто-нибудь взвизгивает, если его просят, например, принести отбивную с жареной картошкой? Нет! Визжат и ржут обычно в ответ на совсем другие просьбы. Совершенно ясно — Гвидас сказал этой заледенелой девице что-то такое, что показалось ей нестерпимо смешным, и наверняка речь шла не о макаронах с морскими гадами… (Потому что гады давно уже никому смешными не кажутся.) И тут встает законный вопрос: почему он ни с того ни с сего постарался ее рассмешить? Просто так никто никого не смешит, нашли тоже дурочку! Он ее клеит, обыкновеннейшим образом клеит, вот что! Хочет показать, какой он, типа, орел! Орел, как же, — мерзкий бабник, вот он кто! В который уже раз осознав, что между мной и этим старым пнем все кончено навсегда, я сказала Лауре, что пойду покурю, встала и выскользнула наружу.

Вернувшись в кафе, я увидела, что наш красавчик уже лопает пиццу. Ага, значит, не пришлось ему долго дожидаться. Лаура сидела с ложкой во рту и как зачарованная, не отрываясь, смотрела на Гвидаса. Никогда не видела, чтобы кого-нибудь настолько заворожило зрелище поедания пиццы! Меня, разумеется, оно нисколько не интересовало, я вообще в ту сторону не смотрела, но когда последний кусочек пиццы исчез у скрипача во рту, вздохнула с облегчением. Лаура, как ни странно, тоже. Какое счастье, мелькнуло у меня в голове, какое счастье, что он заказал всего-навсего пиццу, а не сытный обед из нескольких блюд…

На том представление и закончилось — Гвидас расплатился и наконец убрался. Заметно было, что торопится.

Домой я вернулась под вечер. Мама была у себя в мастерской, работала. (Хм! Вот не ожидала. А как же наш любовничек?) Поскольку общаться мне совершенно не хотелось, я к ней заглянула, пробормотала, что засыпаю на ходу, и убралась в мансарду. Слишком много накопилось проблем, с которыми надо разбираться наедине с собой, а мама слишком чуткая и вмиг просекает, в каком я настроении.