Лев Квин: Семьдесят неизвестных

— Эй, Ленька! — трясу его за плечо. — Давай всё же попробуем выбраться. Ты мне подсоби, я — тебе. Ехать ведь надо.

А он мне:

— Нам, шофёрам, всё равно: спать или ехать. Спать даже лучше. — И на другой бок.

Ну, думаю, понятно, какого ты горяченького молочка хлебнул.

Что же всё-таки делать? Что делать?

И вдруг, смотрю, ребята опять по воде шлёпают. Сюда, ко мне. И больше их стало, раза в два. Доски тащат, палки, верёвки.

Неужели подсоблять будут? Сколько езжу через Николаевскую западню, никогда такого не бывало.

И чижик с ними — вот куда он исчезал.

Подошли, на меня смотрят, словно на чудо какое.

— Что уставились? — говорю. — Суйте быстрее всё ваше добро под колёса.

И пошла работа! Ребята ещё не раз за досками бегали, за камнями. И с каждым разом их становилось всё больше. Даже девчонки притащились. Совсем малыши — и те. Несут в своих ручонках камешек с воробья величиной. А я хожу и командую, что куда.

Один из них, рыжий такой, конопатый весь, курносый, глаза хитрые, как у шкодливого котёнка, спрашивает у меня:

— У вас, дядя, ордена есть?

— Ну, есть, — говорю, — Красного Знамени. За Старую Руссу. А тебе-то что?

— А то, что теперь вам, наверное, Героя дадут.

— Это за что такое? Что в западню вашу угодил?

— Сами знаете… — Улыбается хитренько и шмыг-шмыг своей конопатой пуговкой.

Что вы думаете, выбрались ведь мы всё-таки из Николаевской западни!

Из ямы выскочил, подъём на первой взял, — пока мы возились, глина хоть немного, а всё же подвяла. Выехали наверх — дорога получше пошла. Вздохнул свободней и посмотрел на чижика: через спущенное окно в дверце рубаху свою отжимает.

— Что ты там им про меня наплёл? Про ордена чего-то выспрашивали.

Смеётся:

— Ничего особенного. Сказал, что вы один миллион девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять километров наездили, а на двухмиллионном у них в селе застряли. Вот они и решили вас выручить, чтобы ровно два миллиона было.

Я тоже развеселился:

— Ну и выдумщик! Два миллиона! Только такие ребятки и поверят.

— Ничего не выдумщик. Вы сказали: тридцать три года за рулём. Я взял в среднем двести километров в день.

Стал и я считать. Да, верно! Ещё и больше двух миллионов. Скажи пожалуйста! Никогда я над этим не задумывался, а ведь вон сколько получается…

— Да, подфартило, — говорю. — Такая ребятня шкодливая, только пакостить и понимают, а тут взяли и помогли — чудеса!

— Ничего они не шкодливые, — почему-то полез он в бутылку. — Ребята как ребята. Даже хорошие ребята.

— Опять ты со мной споришь! Ну, поспорь, поспорь! Я ведь их, сорванцов, совсем не знаю.

— Во-во! Всё так про них… А то, что с ними тут летом, как школа кончится, никто заняться не желает, — у кого об этом голова болит? Вот они и выдумывают сами, что могут. А потом вы ругаетесь — шкодливые!

— Ох, гляжу, и умелец ты языком молоть! Тебе слово — ты десять поперёк. Вроде не я, а ты больше моего на свете прожил. Всё знаешь, всё понимаешь. Смех!

Ничего он на это мне не сказал. Обождал я немного, потом спрашиваю с подковыркой:

— Что скис? Вышли все твои козыри?

— Ничего не вышли.

— Давай, давай!

— Нет уж! Скажешь вам, а вы опять: помолчи, когда старший разговаривает. А я вам всё-таки докажу.

— Как, интересно?

— Увидите.

И всё — больше ни слова до самого дома…

В обед добрались мы до совхоза. Сгрузил я сено — и домой. И поверите — почти сутки спал.

Встал — и сразу собираться.

— Куда? — ворчит старуха. — Куда опять, неугомонный? Ведь выходной тебе дали.

— Выходной делу не помеха.

И в контору совхоза.

— Давай, — говорю, — Иван Викентьевич, мне чижика на обучение. Сделаю из него классного шофёра.

— А это что? — Он показывает мне моё заявление. — Твоя рука?

— Моя. И от заявления своего я не отказываюсь. Б. Кротова мне не надо, пусть его кто другой учит. А я того чижика обучать хочу, с которым за сеном ездил.

— Понравился?

— Добрый паренёк, хотя язычок длинноват и прихвастнуть не прочь, — ну, да нынче все они такие, молодые. А вообще ничего, будет человеком.

— Фамилия как?

— Вот фамилии не спросил, Иван Викентьевич… А звать Славой.

— Как же я его в приказ без фамилии, а, Михалыч?.. Ладно, встретишь — спроси. Потом мне скажешь.

И смеётся. Чего смеётся, спрашивается? Ну, пусть дал я промашку. Так с кем не бывает! Что же здесь смешного?

Стал искать чижика. Нигде не найду. Словно сквозь землю провалился. Потом дня через два только узнал: услали его куда-то с поручением.