Лев Квин - Семьдесят неизвестных

— Что так рано? — спрашивают.

— Гробница княжеская попалась, золота целая куча. Боюсь, как бы не растащили.

— А-а… — не верят, смеются.

А я бегом на речку. Там бульдозер плотину сооружает, и — я ещё вчера приметил — рано очень начинает, чтобы потом, в самую жару, не работать.

Прибегаю. Уже на месте! Бульдозерист пожилой, с усами. Это лучше. Пожилые — они к ребятам добрее.

— Здравствуйте, — говорю вежливо-превежливо. — Скажите, пожалуйста, не могли бы вы археологам помочь?

— А ты кто такой будешь?

— Я из школьного лагеря. Мы над ними шефство взяли и вот хотим сюрприз сделать. Рыть им много надо, а земля твёрдая. Не могли бы вы хотя бы одну траншею выкопать?

— А что они ищут?

— Тут древний город был, а на том кургане — посудный склад.

— Скажи пожалуйста! — Он взялся в раздумье за ус. — Живу здесь вот уже полёта лет, а не знал. Наука!.. Садись, показывай!

Бульдозер подъехал к моей ямке, остановился, опустил нож, затем взревел и медленно двинулся вперёд, толкая перед собой землю вперемежку с дёрном.

Всего час работал бульдозер, один только час, а траншею вырыл побольше той, где целых два дня возилось столько студентов.

Бульдозер уехал, а я расхаживал, счастливый, по траншее. Вот сколько я им тут всего понаделал. Обедов, наверное, на пятьсот!

К восьми приехала машина с археологами. Я пошёл им навстречу приплясывая. Меня прямо распирало от гордости.

Они подошли к краю моей траншеи, постояли, переглядываясь в молчании. Я всё ждал, когда же наконец начнут меня хвалить.

Но они молчали, а главный археолог сказал хрипло и тихо, словно ему сдавило горло:

— Знаешь что, историк, мотай-ка ты поскорее отсюда, пока цел!

Я ничего не мог понять. Он меня гонит? Вместо того чтобы поблагодарить — гонит?!

Посмотрел на него, а он стоит мрачный, как вратарь после пропущенного одиннадцатиметрового, и говорит, обращаясь к своим:

— Вот, товарищи, что получается, когда хотят заработать славу чужим трудом. Мы тут каждый комок земли руками, можно сказать, прощупываем, пальцами землю роем, чтобы ничего не повредить, а приходит вот такой юный дармоед — и весь наш труд летит насмарку. Счастье ещё, сообразили участок ему дать в стороне от места раскопок…

Я бросил лопату и кинулся в степь. Бежал, бежал, пока ноги не подкосились, а потом упал ничком на траву, ничего не видя, ничего не слыша, и залился слезами, как девчонка какая-нибудь.

В лагерь я вернулся только под вечер, когда так захотелось есть, что хоть траву жуй. И твёрдо решил: начинаю новую жизнь.

Я надеялся, что семьдесят неизвестных ничего ещё не знают. Скажу, не хочу больше у археологов, отдельно ото всех. На любую другую работу согласен: хоть к поварихам в помощники, хоть в дворники. И получится вроде как красивая жертва с моей стороны.

Но они каким-то образом уже пронюхали, что я не сам ушёл, а археологи меня прогнали. И жертва моя потеряла смысл. Хорошо ещё, про бульдозер никто ничего не знал, а то совсем проходу не было бы.

На линейке Пётр Петрович начал:

— Наш новенький, Витя Коровкин, работать не хочет…

— Почему? — возразил я. — Я хочу, только никак не получается.

Он вроде и не слышал и повторил:

— Работать не хочет… А вас в лагере сейчас не семьдесят — семьдесят один. И нормы трудовые тоже на семьдесят одного. Что будем делать, давайте советоваться.

Вперёд выступил Сенька, бригадир.

— У р-ребят предложение, — сказал он. — Будем каждый день выделять пять человек. Они выполнят свои нормы, а потом норму Коровкина. И не нужен он нам совсем. Вроде его и нет.

Ну и глупо! Кто это, интересно, будет на дядю работать? Но они все развеселились почему-то, зааплодировали.

— Не только мальчишки, — предложила Валя Потапова. — Девочки тоже.

— Хорошо, лампочки-фонарики, — согласился Пётр Петрович. — На доске показателей выделим отдельную графу «Выработка Вити Коровкина» и каждый день будем отмечать, сколько он сделал.

Случись такое раньше, я бы только обрадовался. Пусть за меня вкалывают, если им охота! Но теперь… Как же моя новая жизнь?

Я разозлился и крикнул:

— Это неправильно! Я не буду работать, а на доске моя выработка? Не имеете права!

Опять они все сделали вид, что не слышали. Как будто я ничего не сказал.

И тут же у меня на глазах произошло нечто совершенно невероятное.

— Так кто же завтра будет Витей Коровкиным? — спросил Пётр Петрович.

Из строя вышли пятеро ребят.

— Мы, — сказали они дружно, хором, и я удивился, как у них хорошо получается, словно они заранее репетировали. — Мы — Витя Коровкин.