Эдвард Лир - Сказки Биг Бена

Над рекой Сенегал, где ни троп, ни дорог,
Он стоял, опустив свой сияющий рог;
И фламинго кружили у розовых скал,
И закат африканский над ним догорал.

Кто изведает мысли героя, когда
Он врывается в мир, как шальная звезда,
Когда сходит он в жизнь с легендарных страниц
В ореоле чудес, в переливах зарниц?

И прошел он по джунглям, по чащам лесным
Величавым и медленным шагом своим;
Но на травы дремучие тень не легла,
И, как ветер, легка его поступь была.

Страшный лев, притаившись за темным стволом,
Увидал его — и зарычал, словно гром;
Но задумался, лапу держа на весу,
Повернулся — и в сумрачном скрылся лесу.

Элегантный жираф побежал, чтоб скорей
Поделиться известьем с подругой своей.
Уползая с тропы, зашипела змея,
И затихла, дивясь, попугаев семья.

Но торжественно шествовал Единорог,
Погруженный в мечты, величав, одинок.
«Дивный мир! — восклицал он при свете луны. —
Он прекраснее книг, он волшебней, чем сны!»

И внезапно увидел на зыби речной,
Как его отраженье качало волной:
«О великий поток африканских саванн!
Подтверди, что моя красота — не обман».

И он замер в сиянии славы своей;
Но послышался голос из гущи ветвей —
Это злой павиан с гладким длинным хвостом
Захихикал ехидно оскаленным ртом:

«Все — вранье, ерундистика, глупости, вздор!
Его выдумал жалкий, пустой фантазер.
Лишь протрите глаза — и рассеется ваш
Бесполезный обман, однорогий мираж!»

И услышал слова эти Единорог,
И смутился душой, и поник, и поблек;
И опять погляделся в поток — но нигде
Не увидел ни отсвета в темной воде.

И побрел он сквозь джунгли, как гаснущий луч,
И пропал меж стволов, как луна между туч;
И напрасно искали его на земле
Синегальские звезды, сияя во мгле.

Он возник, как волшебной мелодии звук,
От касанья смычка оживающий вдруг;
Он исчез, как волшебной мелодии плач,
Когда руки устало опустит скрипач.

На свете множество чудес,
  внимания достойных,
Но Фунафути — образец
  чудес благопристойных.
Не сыщешь острова в морях
  от Горна до Босфора
С такой тактичной фауной,
  с такой любезной флорой.

Там обезьянки не шалят,
  галдя на всю опушку,
А только нюхают плоды
  и потчуют друг дружку.
Там пальмы, встав на берегу
  всем кланяются дружно,
Какой бы ветер ни подул —
  восточный или южный.

Но вот в один прекрасный день
  к тем благодатным пляжам
Приплыл разбойничий корабль
  с ужасным экипажем:
Джим Кашалотто, Джеки Черт,
  Сэм Гроб и Билл Корова,
Кок Вырвиглаз и старый Хью —
  один страшней другого.

И первым сушу ощутил
  их шкипер Джеки Черт:
Сэм Гроб, ворочая веслом,
  смахнул его за борт.
Пиратов ужас охватил,
  повеяло расправой,
Но шкипер вдруг заговорил
с улыбкою слащавой:

— Прошу прощенья, мистер Гроб,
  вина была моя.
Забудем этот инцидент!
  Скорей сюда, друзья!
Позвольте вашу руку, Джим.
  Я помогу вам, кок.
Ах, осторожней, мистер Хью,
  Не замочите ног!

Пираты слушали дрожа.
  Голодный львиный рев
Не показался б им страшней
  галантных этих слов.
Но только на берег сошли —
  их тоже охватило
Желание себя вести
  необычайно мило.

— Здесь у меня, — промолвил Джим,—
  сухое платье есть.
Прошу, воспользуйтесь им, сэр,
  окажете мне честь.
— Вы правы, — шкипер отвечал.—
  Чтоб исключить ангину,
Воспользуюсь. Пардон, друзья,
  я вас на миг покину.

Был сервирован на песке
  изысканный обед,
И не нарушен был ни в чем
  сложнейший этикет.
Приличный светский разговор
  журчал непринужденно,
Никто не лез ни носом в суп,
  ни пальцем в макароны.