Стефан Каста - Зеленый круг

— Завтра среда, — говорю я. — Вы это обязательно почувствуете. Это совершенно другой день. Затем идет четверг, тоже легкий день.

— А как называется сегодня? — спрашивает маленькая девочка.

— Втор-ник, — произношу я по слогам. — Хороший день, один из самых лучших.

Девочка смотрит на меня и прилежно кивает.

— Втор-ник, — повторяет она за мной.

— Хорошо, — говорю я.

Малышка с ободранными коленками следует за мной по пятам. Каждый раз, когда я останавливаюсь, она на меня наталкивается. Когда я оборачиваюсь, она отводит глаза и делает вид, будто что-то ищет. Иногда у нее случаются долгие приступы сухого кашля. Я опускаюсь рядом с ней, обнимаю. Кажется, что ее тельце состоит только из костей и грязи, а дырявая задубевшая одежда помогает ей держаться прямо.

— Ты болеешь? — спрашиваю я.

Девочка лишь мотает головой.

— Как тебя зовут?

Она снова молчит.

— Ты не помнишь своего имени?

Молчание.

— Но ведь тебя как-то называют?

Молчит и мотает головой.

Я осматриваю ее коленку и худенькую ножку. Кожа на ней загрубевшая, вся в засохших кровоподтеках и заживающих болячках.

— Больно?

Девочка кашляет и мотает головой.

— Вы здесь уже давно, так ведь? — спрашиваю я.

Девочка кивает. Я вижу, что она собирается с духом.

— Можно нам жить у тебя?

— А где вы жили раньше?

Девочка медлит, потом поднимает руку и показывает в сторону равнины, туда, где лежит разрушенный город.

— В городе?

— He-а. Среди хлама.

— В руинах? В том, что осталось от города?

Девочка мотает головой.

— За ним.

Я задумываюсь на несколько секунд.

— Вы жили на мусорных холмах?

Девочка кивает.

— Можно нам жить у тебя?

Я киваю, обнимаю девочку и сижу, крепко прижимая ее к себе. Через некоторое время я чувствую, как ее тельце постепенно расслабляется. Вдруг она начинает плакать. Сначала дрожит, потом всхлипы вырываются наружу. Девочка плачет громко, душераздирающе, и я почти уверена, что уже слышала этот плач.

— Теперь мы будем жить все вместе, — шепчу я. Наконец она успокаивается, я осторожно отстраняюсь от нее и ухожу в дом. Через какое-то время возвращаюсь и приношу ей старую потрепанную собачку. При виде игрушки ее лицо светлеет.

— Кажется, это твое, — говорю я.

Бенджамин держится в стороне от других детей. Он часами пропадает в полях. Возвращается с обожженными солнцем веками. Я подхожу к нему и обнимаю за худенькие плечи.

— Это ведь ты продавал майские цветы? — спрашиваю его я.

Он серьезно на меня смотрит и медленно мотает головой.

— Я не помню, что было раньше, — отвечает он.

Я молча смотрю в сторону поля, на котором восклицательными знаками торчат одинокие сухие стебли сорняков, подчеркивая пустынность пейзажа. «Закат Земли», — думаю я, но вслух говорю:

— По-моему, это все-таки был ты.

Бенджамин лишь кивает и смотрит на меня не по-детски серьезными глазами.

Чаще всего Бенджамина можно увидеть в компании двух других детей, не похожих на остальных. Их зовут Щегол и Вендела. Я сразу обращаю на них внимание. Щегол — тонкий, худой мальчик, при сильном солнечном свете почти прозрачный. Тем не менее он на редкость миловидный. Вендела — длинноногая девочка с узким лицом и длинными каштановыми волосами, которые я кое-как привела в порядок и заплела в неуклюжую косу. Теперь это ее гордость, и она постоянно вертится, пытаясь ее увидеть, совсем как кошка, охотящаяся за своим хвостом. Вендела близоруко щурится, словно ей не хватает очков. Но вскоре я понимаю, что это у нее такая разновидность тика. Вендела и Щегол выделяются не только спокойными манерами. От остальных почти черноглазых детей их отличают светло-голубые, почти водянистые глаза.

Вечером мы все вместе усаживаемся за кухонный стол. Пришлось его удлинить с помощью доски, которую Дина достала из шкафа. Габриэль показывает Щеглу камеру и через некоторое время разрешает мальчику взять ее и самостоятельно снять небольшой эпизод. Тот зачарованно смотрит на экран, когда Габриэль показывает ему, что получилось. Дэвид, Дина и я сидим среди детей, пока они ужинают. Маленькая девочка с разбитыми коленками берет мидии пальцами и то и дело поглядывает на меня с улыбкой.

— Вкусно? — спрашиваю я.

Девочка кашляет и кивает.

— У вас должны быть имена, — говорю я и окидываю взглядом детей. — Вас же нужно как-то называть. Вы понимаете?

Дети продолжают есть, будто не слыша моих слов. Я вздыхаю и задумываюсь, не дать ли им имена, как у индейцев, — Маленькая Тучка или Быстрый Лис, например.