Таёжка покраснела и склонила голову ещё ниже над тетрадкой.
— Ты у меня поговори, — лениво отозвался Мишка. — Давно с расквашенным носом ходил?
Курочка-Ряба подошёл к Таёжке и больно дёрнул её за косу. Мишкиного благодушного настроения сразу как не бывало. Он вскочил, и быть бы Витьке битым, да тут вошёл Максим Александрович, классный руководитель 6-го «В». Ребята звали его Сим Санычем.
Таёжка успела сунуть тетради в парту, а Щегловы так и остались сидеть с разинутыми ртами.
— Ну, братья-разбойнички, попались? — сказал Сим Саныч, подходя к ним. — Н-да, грязь немытая, грязь осенняя… Даже списать как следует не умеете. Сте-но-графисты!
— Торопились, Сим Саныч, — простодушно объяснил один из братьев. — Разве ж тут чисто получится?
— Очень вам сочувствую. — Сим Саныч тяжко вздохнул и вдруг спросил: — А отчего это у вас, милейшие мои воспитанники, дух, как на табачной фабрике? А?
«Милейшие воспитанники» состроили непонимающие рожи.
— Ладно, — сказал Сим Саныч. — Сам догадываюсь. Прославленный куряка Михаил Кузьмич Терёхин опять притащил полный карман первосортных стамбульских табаков. Ну-ка, Михаил Кузьмич, подойди к столу.
Мишка нехотя двинулся к столу. Он шёл так, как ходят посуху водолазы.
— Давай вываливай, — сказал Сим Саныч. — Чего уж там…
Карманы у Мишкиных штанов были знаменитые — рука в них уходила по локоть. Мишка встал на цыпочки и вывернул на стол оба кармана. Первый в основном содержал проволоку и какие-то гвозди, из второго Мишка извлёк горсть махорки.
— Только-то! — удивился Сим Саныч. — Да это ж тебе на одну закрутку.
Мишка переминался с ноги на ногу и томился.
— И вообще я должен сказать, что самокрутки — это уже не модно, — продолжал Сим Саныч. — В день рождения Михаила Кузьмича я подарю ему трубку.
— Не надо мне трубки, — решительно отказался Мишка. — Я ведь так, Сим Саныч, для сугреву попробовать.
— Пробовать будешь, когда усы вырастут, понял?
— Понял.
— Ну, я рад, что ты такой понятливый. — Сим Саныч выбросил махорку в печь и повернулся к братьям Щегловым: — А вы зарубите себе на носу — в другой раз разговор у нас будет особый.
Когда классный руководитель вышел, Мишка зачем-то заглянул в печь и сокрушённо покрутил белой головой:
— Надо ж… Вот шох у человека!
Первый урок вела «немка» Елизавета Морисовна, тучная и на вид очень грозная женщина. Но у неё был тоненький, как у девочки, голос и близорукие глаза. Поэтому никто её не боялся. Кроме того, ребята хорошо знали одну слабость своей учительницы: она была влюблена в старых немецких поэтов. Когда не хотелось отвечать урок, кто-нибудь из мальчишек вставал и приторным голосом просил:
— Елизавета Морисовна, почитайте стихи.
Учительница закрывала глаза и начинала:
Мне горы — родина и дом,
Гроза ль кругом, гремит ли гром.
Шипит ли молния змеёй,
Не заглушить ей голос мой.
Я сын великих гор!
В грозу под солнцем я стою;
Она ревёт, а я пою.
Я — сын свободных гор!
И пока Елизавета Морисовна читала стихи, «слушатели» играли в морской бой, зубрили правила по русскому, рисовали, пускали бумажных голубей и читали «Трёх мушкетёров».
Но сегодня номер не прошёл. Не успел Мишка заикнуться о стихах, как его вызвали к доске и попросили составить короткий рассказ о зиме. Мишка долго откашливался, наконец выдавил из себя две-три фразы, перепутал зайца со штанами [2] Дер Хазэ — заяц; ди Хозе — брюки (нем.) .
и наверняка получил бы двойку, но выручило домашнее задание с одной-единственной кляксой. Елизавета Морисовна поставила ему тройку.
На перемене пронёсся зловещий слух: по русскому будет диктант. Курочка-Ряба ходил по классу бледный, заглядывал всем в глаза и ныл:
— Помогите, братцы, — ведь третью пару получу.
На него не обращали внимания, потому что Елизавета Морисовна забыла на столе классный журнал. Ребята сгрудились вокруг стола.
Генка Зверев растолкал всех, завладел журналом и недолго думая поставил себе по немецкому четвёрку.
— Что делаешь, толстый дурак? — сказал ему Мишка. — Сам сроду четвёрки не получал, а теперь всему классу влетит.
— А зачем она мне прошлый раз двойку поставила? Все видели, что неправильно.
Мишка пожал плечами:
— Дело твоё. Только у Сима это даром не пройдёт.
Мишка оказался прав. После урока Сим Саныч (он преподавал математику) остановился возле Генки и сказал:
Читать дальше