Владимир Добряков - Шумный двор

— У него просто мяч срезался, — стал охотно объяснять Василек. — И у меня бы мог срезаться, и у другого. Конечно. Разве Леша виноват? Иногда бьешь по воротам, а мяч в другую сторону летит. Даже у настоящих футболистов случается. Недавно по телевизору видел: Хусаинов из «Спартака» с двух метров по воротам бил. И не попал. Так то сам Хусаинов! Вот и Леша хотел пробить по воротам, а мяч срезался…

— Ну, ладно, ладно, — перебил Василий Степанович и устало опустился на стул. — Я вам покажу — срезался. Топайте отсюда.

— А Леше можно идти? — заискивающе спросил Василек.

— Пусть идет, — безразличным голосом сказал Василий Степанович.

Когда ребята ушли, он обхватил голову руками и зажмурился.

— Башка трещит… Надежда, — позвал он жену, — принеси воды.

— Может, порошок дать? — участливо спросила Надежда Ивановна.

— Давай. Все равно.

Он проглотил порошок. Потом жадно, большими глотками пил воду. Кадык на его шее ходил вверх и вниз. Кружка в руке вздрагивала.

— Бросал бы ты пить, Вася, — с тяжким вздохом проговорила Надежда Ивановна. — Нельзя тебе, который раз на сердце жалуешься.

— Не бойся, раньше времени не помру.

— Все храбришься. А врач-то, помнишь, предупреждал: ни капли не брать в рот. А ты… И какая радость — голова болит, сердце давит. Полночи стонать будешь… А нам, подумай, сладко? Нюся пугается, плачет. Леша будто чужой, недобрый сделался…

— Да будет тебе причитать! — рассердился Василий Степанович. — Что уж я — конченый человек? Враг семье своей?

— Не враг, Вася. Не говорю, что враг. Только, поверишь, тяжело мне. Ох, как тяжело. — Надежда Ивановна всхлипнула. — Людям в глаза смотреть стыдно… А дети. За что дети-то страдают?.. Вот побил Лешу. А зачем?..

Долго сидел Василий Степанович, обхватив руками голову. Хмель прошел, но голову еще клонила тяжесть, давило в груди. На душе было скверно. В самом деле, за что побил сына? Да себя вспомнить — разве не случалось такого? Тоже лет тринадцать было, вот как Лешке сейчас. Жил на первом этаже сапожник Зубов. Настойки любил делать. Выставил как-то батарею бутылей на окно, чтобы добродили на солнышке, А они, ребятишки, в футбол играли. И случилось же так, что он, Васька Пронин, по кличке Буза, угодил мячом прямо в бутыль с вишневой настойкой. Досталось бы ему тогда на орехи, да хорошо, ребята не выдали. Верные были ребята. Не хуже Лешкиных друзей. Василий Степанович усмехнулся, вспомнив Василька и Сашу. «Ишь, защитники! Не уйду, мол, и все! Смелые ребятишки, молодцы! Такие в беде не оставят».

А потом опять вспоминал себя мальчишкой. Как был пионером, ездил в лагерь… Когда же это было?.. Тридцать пятый или тридцать шестой год?.. И-их! Сколько годков пробежало!.. А интересное было время. В самодеятельности участвовал, на баяне играл. Песни пели. Костры жгли. Военные игры… Тогда-то играли. А настоящая война — другая. Василий Степанович пощупал возле локтя два глубоких шрама. Автоматной очередью жигануло. И на боку — три отметины. На голове тоже. Контузия… Может, оттого и выпивать начал? А может, и не оттого. Черт его знает… А недавно вот с шоферов сняли. Его сняли! Да он полтора года со смертью в обнимку снаряды на передовую возил! Награды имеет…

Василий Степанович сокрушенно замотал большой седеющей головой. «Нехорошо как-то получается. Нехорошо…»

За ужином, как обычно, собиралась вся семья Козыревых. Шум, разговоры, смех. Не отставал от детей и Петр Алексеевич. Быстрый, моложавый, он то и дело сыпал шуточками, подмигивал, а смеялся так заразительно, что и Анна Сергеевна не могла удержаться от улыбки.

Когда кончили пить чай, Пенка отстегнула от сарафанчика голубой значок и положила его перед отцом.

— Добро, — сказал Петр Алексеевич и посмотрел на самого младшего — пятилетнего Вадика.

Малыш с гордостью выпалил:

— Цветочкам пить дал! Платок от носа выстирал! И еще тарелку и два стакана!

Толик, собиравшийся в этом году в первый класс, солидно поправил брата:

— Тарелки и стаканы не стирают, а моют.

Вадик на его слова не обратил внимания.

— Всё, — сказал он.

Поднялся Толик.

— Сначала вымел щеткой в комнате. Потом вычистил песком кастрюлю. — Он подумал и не совсем уверенно добавил: — Ну, и во дворе один мальчишка стукнул девочку, а я сказал: «Если еще полезешь, то надаю».

— Ага! — вскочил Вадик. — И забыл! Забыл! Еще мяч девочке достали. Ты полез в крапиву, и я полез. Не испугался!

— Молодцы! — похвалил отец. — Ну, а ты, Пенка?