Элинор Портер - Юность Поллианны

Поллианна слегка нахмурилась.

— В самом деле? Как можно быть одиноким, когда вокруг тебя столько народу? Хотя… — она умолкла и нахмурилась ещё больше. — Да, я была одинока, хотя вокруг ходили люди. Только… только они меня не замечали…

Девушка горько улыбнулась.

— Вот я и говорю. Люди нас не замечают…

— Некоторые — замечают, — поспешила сказать Поллианна. — Спасибо и на том! Теперь, когда я…

— О да, некоторые замечают, — прервала её собеседница. Говоря это, она содрогнулась и с затаенным страхом посмотрела на тропинку позади Поллианны. — Некоторые замечают даже слишком хорошо.

Поллианна в смятении сжалась. Второй раз она получила такой резкий отпор, и он вызвал в ней какое-то новое, незнакомое чувство.

— Вы меня имеете в виду? — запинаясь, спросила она. — Вы бы хотели, чтоб я вас не заметила?

— Нет, нет! Я говорю о других, совсем не похожих на тебя. Я рада, что хоть ты заговорила… только сначала я подумала, что это кто-нибудь из дома.

— Значит, вы живёте не здесь?

— Нет, теперь я живу здесь, — вздохнула девушка, — если это можно назвать жизнью…

— А чем вы занимаетесь? — с любопытством спросила Поллианна.

— Я? Занимаюсь? — с горечью усмехнулась девушка. — С утра до ночи я продаю пышные кружева и яркие бантики девочкам, которые смеются и болтают. Потом я иду домой в маленькую чердачную комнатку, в которой помещается только детская кроватка, умывальник с кувшином, сломанный стул и я. Она — как раскалённая печь летом и как морозильник зимой, но больше я ничего не смогла найти, и должна быть там, когда не работаю. Но сегодня я пришла сюда. Мне не хочется сидеть в комнате или идти в старую библиотеку. Сегодня у нас последний неполный рабочий день в году, и я решила хорошо провести время. Я ещё молода и тоже хотела бы посмеяться, пошутить, как те девочки, которым я продаю кружева и бантики. Да, сегодня я буду смеяться и шутить.

Поллианна улыбнулась и одобрительно кивнула:

— Я рада, что у вас такое настроение. Так весело, когда чувствуешь себя счастливой, правда? Ведь Библия учит нас: «радуйтесь и веселитесь». Это повторяется там восемьсот раз. Вы, наверное, знаете о «радостных текстах».

Хорошенькая девушка тряхнула головой, и на её лице появилось странное выражение.

— Нет, не знаю, — с лёгким ехидством сказала она. — Я не могу сказать, что думала про Библию.

— Не думали? Ну да, возможно, но, понимаете, мой папа был пастор…

— Пастор?

— А ваш тоже? — воскликнула Поллианна.

— Д-д-да, — незнакомка побледнела.

— Ой, и он тоже ушёл, чтобы быть с Богом и ангелами?

— Нет, он живой, — ответила она, едва переводя дыхание.

— Ой, как вы, наверное, рады! — завистливо сказала Поллианна. — Иногда я думаю, если бы я могла хоть разочек увидеть папу. А вы его видите, правда?

— Нечасто. Понимаешь, я здесь…

— Но вы сможете его увидеть, а я нет. Он ушёл, чтобы быть с мамой и всей нашей семьёй на небе. А мама у вас тоже есть? На земле?

— Д-д-да, — беспокойно отвечала девушка, поднимаясь, и как будто намереваясь уйти.

— Тогда вы можете видеть их обоих! — выдохнула Поллианна с нескрываемой тоской. — Вы, наверное, очень рады! Никто не заботится так, как мама и папа. Они замечают больше всех. Понимаете, у меня был папа почти до одиннадцати лет. А вместо мамы у меня была «Женская помощь», пока тётя Полли не взяла меня к себе. «Женская помощь» хорошая, но, конечно, не такая, как мама или даже как тётя Полли…

Поллианна продолжала, она любила говорить, и ей ни разу не пришло в голову, что некрасиво, или нехорошо, или неправильно рассказывать свою историю совершенно незнакомым людям. Для неё все мужчины, женщины и дети были просто друзьями, знала она их или нет. До сих пор она встречала незнакомых с таким же восторгом, как и знакомых, потому что от них всегда можно было ожидать чего-нибудь неизвестного и таинственного, пока они не станут знакомыми.

Поэтому она откровенно рассказывала про своего отца, про тётю Полли, про дом на Дальнем Западе и про путешествие в Вермонт. Она говорила о старых и новых друзьях и, конечно, о своей игре. Что же касается её собеседницы, она говорила очень мало. Однако апатия её прошла, девушка изменилась до неузнаваемости. Горящие щёки, нахмуренные брови, беспокойные глаза и нервное движение пальцев свидетельствовали о внутренней борьбе. Время от времени она с опаской поглядывала на дорожку, проходящую за спиной Поллианны. После одного из таких взглядов она вдруг схватила Поллианну за руку.