Дойвбер Левин: Улица Сапожников

Наконец из воды показался кулак Боруха, потом голова, потом он выплыл весь.

— Глянь-ка, — сказал он, разжимая кулак, — Кольцо? Нет?

Нет, не кольцо: ил, мелкие камешки да еще серьга в форме сердца, пронзенного стрелой. «Ну-ка, покажь», сказал Ирмэ и в суматохе изловчился и спер серьгу. «Пригодится», думал он, засовывая ее поглубже в карман.

— А верно — тут? — сказал Борух.

— Да я, понимаете ль… — начал Шолом.

Борух не дослушал — снова нырнул. И снова прошла минута. Две минуты. Борух наконец выплыл, но кольца не было.

— Значит, отнесло, — сказал Гесел. — Значит, дальше искать надо.

Борух нырнул дальше.

— А может, Шолом, — сказал какой-то старичок, — а может, ты кольцо-то ненароком сунул в карман, а?

— Нет, понимаете ль, не может, — сказал Шолом. — Я, понимаете ль…

— А ты погляди, — сказал старичок.

Шолом пожал плечами, но послушно вывернул правый карман. Из кармана вывалились ключ и деревянная табакерка.

— Теперь — другой, — сказал старичок.

Шолом лениво запустил руку в левый карман — и вдруг просиял.

— Есть!.. — крикнул он. — Есть! Я и забыл, понимаете ль…

— Борух! — закричали сразу несколько голосов. — Борух!

Борух вынырнул.

— Нашлось! — кричали ему с берега. — Нашлось! В кармане.

— Эх, вы, сороки! — Борух фыркнул и могучими саженками поплыл к кузням.

Толпа разошлась. Шолом остался один. В одной руке он держал штаны, в другой — кольцо и на радостях сам себе подмигивал и лопотал что-то.

«И балда же! — подумал Ирмэ. — Ему кольцо что корове серьга».

Он вспомнил: «серьга», и пощупал карман — не потерял ли. Ничего штучка. Пригодится.

Ирмэ не спеша шал вдоль берега, выискивая место, где бы раздеться. А было это не просто: то спуск крутой, то берег топкий, а то — и спуск что надо, и берег что надо, да народу — не приткнуться. А то — лошадей купают.

Ирмэ остановился. Лошадей он любил и, как ему казалось, знал в них толк. Лошади у берега были что на базаре: выстроены в ряд, все древние, дохлые клячи, живот! — мешком, ноги — колесом, хвост — мочалкой. Орлы!

Они уныло глядели на воду и, казалось, огорчались. «Господи боже мой, — казалось, огорчались они. — Дали бы почить с миром, и слава тебе. Так нет же: поят, кормят, купают. Жисть!» Вокруг коней ходили хозяева, местечковые извозчики и водовозы.

— Берл! — окликнул Ирмэ одного из них, коренастого малого с белыми и жесткими, как у свиньи, волосами. — Жеребенка — что? Того-с?

— Угу, — промычал Берл.

— Сколько?

— Четыре.

— Не жирно! — Ирмэ покачал головой.

— Знаю, что не жирно, — сказал Берл. — Да монета нужна была. Зарез.

— Уж ты бы лучше каурого, что ли, — сказал Ирмэ.

— Продашь его, — проворчал Берл. — На убой.

— Плох?

Берл махнул рукой.

— Никуда. Подыхает.

— Сто-ой! — закричали на берегу. — Сто-ой! Куда?

Ирмэ оглянулся. По дороге крупной рысью мчал высокий серый жеребец, а на жеребце верхом сидел мужик без шапки, с кудлатой русой бородой. Это был Семен, сторож Файвела Рашалла, богатого рядского льноторговца.

Когда он подъехал, Ирмэ любуясь оглядел жеребца.

— Да-а, конек, — сказал он. — Файвел за него сколько отвалил? Полста?

Семен загоготал.

— Го, малец, — сказал он. — Тебе и не сосчитать-то.

— Дай его скупаю, — предложил Ирмэ.

— Валяй, — сказал Семен. — Только — мне сдается — он тебя скупает.

— Поглядишь, — сказал Ирмэ, поспешно стаскивая рубаху, — поглядишь, Семен.

— Ну-ну.

Семен развалился на траве, достал кисет, закурил. А Ирмэ, взяв жеребца за повод, пошел в воду. Жеребец покорно ступал за ним. Но когда вода дошла ему до колен, он наклонил голову, понюхал воду, фыркнул и стал.

— Но-о, серый! — кричал Ирмэ и тянул повод. А жеребец — ни с места. Стоял, губами двигал, думал о чем-то. Потом ему надоело стоять, — что толку? — он выдернул повод и спокойно пошел из воды.

На берегу загрохотали.

— Скупал!

«Показал ты себя, рыжий! — подумал Ирмэ. — Герой!»

Чтоб как-то поправить дело, он вдруг подпрыгнул, нырнул и полреки проплыл под водой.

На берегу притихли.

— Во, бродяга, плавает, — сказал Берл, — что твой сом.

Ирмэ услыхал «сом» — и совсем разошелся: лег на спину и завертелся волчком. Все быстрей. Быстрей. Только брызги фонтаном летели в небо.

— Э-эй! — кричали ему с ближнего плота. — Э-эй, гляди!

Ирмэ не слышал — Ирмэ вертелся волчком. Он вертелся до тех пор, пока не стукнулся о плот. Стукнулся он не сильно, а заругался сильно.

— У, дармоеды! На людей прут! Места вам мало что ли?