Борис Сапожников - Шпионаж под сакурой

Моё возвращение в театр прошло как-то незаметно. Все скорбели по директору Мидзуру. Спектакли были отменены, посередине холла поставили большую фотографию Мидзуру с траурной ленточкой, перед ней лежал небольшой букетик из четырёх цветов, а вокруг дымили четыре ароматические палочки. Я поклонился фотографии, а после, воровато оглянувшись, коротко отдал честь, взяв под козырёк кепки.

Первым делом я поднялся в кабинет Накадзо. Постучал, изнутри мне ответил сонный голос антрепренёра, такое впечатление, что я разбудил его, хотя время уже близилось к обеду. Я вошёл и сразу понял — Накадзо, скорее всего, ещё не ложился или только прилёг, судя по разбросанным по полу пустым кувшинчикам из-под сакэ. Войдя, я тут же наступил на один, раздавив его каблуком. Поэтому дальше шагал, стараясь шаркать, раскидывая кувшинчики носками ботинок.

— О, — нетрезвым взором поглядел на меня Накадзо, — Руднев-сан, вы где пропадали?

— В вашей контрразведке, — ответил я, садясь без приглашения. — Меня несколько дней мытарили, то ли признание выбивали, то ли завербовать хотели. Я так и не понял.

— Я так и подумал, — буркнул Накадзо, выискивая среди пустых кувшинчиков тот, в котором осталось хоть пара капель сакэ, — Садао-тайсё просто так к вам подходить бы не стал. А уж раз столько говорил с вами, это не могло остаться без последствий.

— А что случилось с Мидзуру-сан? — чувствуя себя жутким лицемером, спросил я.

— Убили её, Руднев-сан, — вздохнул Накадзо, залпом выпивая всё, что удалось нацедить в чашечку, — бандиты. Наверное, ограбить хотели или ещё что, а она — женщина решительная, вот и не пощадили. Выпьешь со мной, Руднев-сан?

— Да у вас вроде и нечего уже пить, — пожал я плечами, — да и хватит уже вам. Я хотел узнать, что мне теперь делать. Спектаклей нет, а значит и работы для меня тоже.

— Будет вам работа, Руднев-сан, — отмахнулся Накадзо. — Пейте! — Он извлёк из-под стола новую керамическую бутылку и наполнил две чашечки.

Мы выпили, и он продолжил:

— Завтра днём нам надо будет встретиться с одним очень важным человеком. От разговора с ним будет зависеть вся ваша дальнейшая судьба. Предупреждаю сразу, поведёте себя неверно, и можете собирать вещи. Вас депортируют на родину.

— А если правильно? — живо заинтересовался я.

— Вот тогда и узнаете, — усмехнулся Накадзо, по новой наполняя чашечки. — Ещё по одной — и я пойду спать. А вы сходите к Тонгу-сан, поговорите с режиссёром Акамицу насчёт творческих планов. Решите какие декорации оставить для следующих спектаклей, а какие разобрать полностью.

— Понял, — кивнул я, выпивая сакэ.

Поставив чашечку на стол, я, также шаркая, вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь. Тонга, естественно, не было в театре, и ехать к нему в мастерскую было поздно. Пока до него доберусь, пока обратно — поздно будет с режиссёром беседовать. Вместо того, чтобы кататься в мастерскую, я спустился в холл к телефону. Мастерская у Тонга одна из лучших в Токио, а потому в ней был свой аппарат, номер которого я знал наизусть. Работа обязывает.

— Тонг-сан, — обратился к бригадиру декораторов, — приезжайте завтра в театр. Пора готовиться к новым спектаклям.

— А они будут? — поинтересовались на том конце провода. — После смерти Мидзуру-сан я думал, что театр закроют надолго.

— Этого не будет, — ответил я. — Я только что от антрепренёра, он и распорядился насчёт декораций.

— Я понял вас, Руднев-сан, — сказал Тонг. — В котором часу завтра прибыть?

— После обеда, — подумав, решил я.

Мы попрощались, и я повесил трубку. Делать до завтра нечего, театр, как будто вымер. Я направился в свою комнату, улёгся на кровать и, что самое интересное, почти сразу заснул. Может, сказались события последних дней, а, может, почти бессонная ночь с Кагэро. И снилось мне что-то страшное и чёрное, как будто на самое дно прорыва провалился.

После гибели директора все ходили, как в воду опущенные. Доспехи были разбиты, Ранг едва ли не сутками пропадала на подземном этаже, возглавляя рабочих, ремонтирующих их. Ни репетиций, ни спектаклей не было, а потому первое время вся труппа просто бесцельно слонялась по театру. Потом и вовсе начался полный разброд.