Фрэнсис Бернетт - Маленькая принцесса

И впрямь, свечка горела, да еще не в старом кухонном подсвечнике, а в таком, какие стояли в спальнях у девочек. Кто-то сидел на табурете, в ночной рубашке, в красной шали… Это была Эрменгарда.

— Эрменгарда! — крикнула Сара, удивившись и даже испугавшись. — Тебе же влетит!

Эрменгарда неуклюже встала и прошлепала по комнате в больших домашних туфлях. Глаза ее и нос были темно-розовые.

— Ну и пусть, — сказала она. — Найдут, так влетит. Сара, Сара, что случилось? Почему ты меня больше не любишь?

Знакомый комок встал у Сары в горле.

— Люблю, — сказала она. — Я думала… понимаешь, все теперь по-другому. Я думала… это ты изменилась.

Эрменгарда широко открыла заплаканные глаза.

— Что ты! — воскликнула она. — Ты же не хотела со мной говорить. Я уж не знала, что и делать. Ты от меня отворачивалась.

Сара немного подумала.

— Да, — сказала она, — я и впрямь изменилась, но совсем не в этом. Мисс Минчин не хочет, чтобы я говорила с девочками. Они и сами со мной почти не говорят. Вот я и думала… и ты…

— Ой, Сара! — чуть не заплакала Эрменгарда. Они посмотрели друг на друга — и друг к другу кинулись. Черная Сарина головка припала к красной шали.

Потом они сели на пол, Сара обняла руками колени, Эрменгарда укуталась в шаль и с обожанием глядела на худенькое большеглазое лицо.

— Я больше не могла, — сказала она. — Наверное, ты можешь без меня жить, а я без тебя — нет. Да я чуть не умерла! А сегодня ночью плакала, плакала и решила пойти сюда, попросить, чтоб мы опять дружили.

— Ты лучше меня, — сказала Сара. — Я для этого слишком горда. Понимаешь, теперь, в беде, оказалось, что я довольно плохая. Я давно этого боялась. Может быть, — и она умудренно наморщила лоб, — для того мне и посланы испытания.

— Ничего в них хорошего не вижу, — угрюмо сказала Эрменгарда.

— И я не вижу, если честно, — призналась Сара. — Но я думаю, что хорошее бывает и тогда, когда мы его не видим. Вполне возможно, что оно есть в мисс Минчин…

Эрменгарда со страхом и любопытством оглядела чердак.

— Сара, — сказала она, — ты правда можешь тут жить?

Сара тоже огляделась.

— Если воображать, что все иначе, — медленно ответила она, — или что это все в книге…

Воображение начало свое дело — впервые с тех пор, как стряслась беда.

— Люди жили и похуже, — продолжала она. — Вспомни графа Монте-Кристо в замке Иф! А узники Бастилии!

— Бастилии… — прошептала Эрменгарда, подпадая под ее чары. Она вспомнила, что ей рассказывала Сара про Французскую революцию, да так, что все врезалось ей в память. Кто еще мог бы об этом рассказать?

Знакомый свет засиял в Сариных глазах.

— Да, — сказала она, обнимая колени. — Вот это мы и представим. Я — узник, я тут много лет, все обо мне забыли. Мисс Минчин — тюремщик, а Бекки… — глаза засветились еще ярче, — узник соседней камеры.

Теперь она была совсем такой, как раньше.

— Так мне гораздо легче, — сказала она.

Эрменгарда и восхищалась, и пугалась.

— А ты мне будешь рассказывать? — спросила она. — Можно, я буду сюда приходить, когда не опасно, ночью, и слушать, что ты представила за день? Тогда мы станем самыми закадычными друзьями.

— Да, — кивнула Сара. — Друзья познаются в беде, а мои беды показали, какая ты хорошая.

Третьей была Лотти. По молодости лет она не знала, что такое горе, и очень испугалась, когда ее приемная мать стала совсем другой. Она слышала, что с Сарой случились странные вещи, но не могла понять, почему она так изменилась — ходит в старом черном платье, не сидит на почетном месте, не учится, только учит других. Малышки шушукались, узнав, что Сара больше не живет в той комнате, где так долго царила Эмили. Особенно удручало Лотти, что Сара почти ей не отвечает.

— Ты теперь очень бедная? — доверчиво спросила она в первое же утро, когда ее подруга пришла заниматься с ними французским. — Как нищие? — Она сунула пухлую ручку в тонкую и широко открыла мокрые глаза. — Я не хочу, чтоб ты была нищей.

Губы ее задрожали, и Сара поспешила ее утешить.