Фрэнсис Бернетт - Маленькая принцесса

— Военные не жалуются, — повторяла она сквозь сжатые зубы. — Вот и я не буду. Представлю, что я — на войне.

И все-таки детское сердце разорвалось бы от тоски, если б не три человека.

Главным из них, скажем честно, была бедная Бекки. Даже в ту, первую ночь легче было знать, что за стеной, в которой пищат и скребутся мыши, есть еще одна девочка. Позже это ощущение крепло. Днем изгнанницам почти не удавалось перекинуться словом, у каждой было очень много дел, и их бы немедленно обвинили в лени и нерадивости.

— Вы не обижайтесь, мисс, — шепнула Бекки первым же утром, — если я что не так скажу. Еще наорут. Они не любят, чтоб мы говорили одна другой «пожалуйста» и «спасибо» или там «извините», да и времени нету.

Однако еще до рассвета она забегала к Саре и помогала ей одеться, а уж потом шла растапливать плиту. А вечером Сара слышала робкий стук и знала, что личная горничная поможет ей, если надо. Первые, самые горькие недели Саре было трудно говорить, и они не сразу стали ходить друг к другу в гости. Сердце подсказало Бекки, что очень несчастных людей лучше не трогать.

Второй из трех утешительниц была Эрменгарда, но прежде произошли довольно странные вещи.

Когда Сара стала приходить в себя, она поняла, что вообще забыла о своей толстой подруге. Ей казалось, что их разделяют годы. Конечно, Эрменгарда была не только доброй, но и глупой. Она беспомощно цеплялась за Сару, просила объяснить ей урок, ловила каждое ее слово и вечно требовала новых сказок. Самой же ей нечего было сказать, а книг она не выносила. Словом, она была не из тех, о ком помнят в горе, и Сара забыла ее.

Это оказалось тем легче, что ее как раз вызвали домой, а когда недели через три она вернулась, она дня два Сары не видела. Потом они встретились на лестнице; Сара несла в починку груду белья (она уже умела чинить его). Вид у нее был странный, платье — короткое, ноги — длинные.

У Эрменгарды не хватило ума вести себя правильно. Она просто не знала, что сказать. Конечно, она слышала, что случилось, но все же никак не могла представить Сару жалкой и бедной, словно служанка. Она совсем расстроилась, как-то нелепо хихикнула и вскричала:

— Ой, Сара, это ты!

— Да, — ответила недавняя подруга, и вдруг в голову ей пришла странная мысль. Она покраснела.

Сара придерживала белье подбородком, глаза ее смотрели так странно, что Эрменгарда совсем уж потерялась. Ей почудилось, что она никогда не видела эту девочку. Может быть, ставши бедной, та превратилась в кого-то вроде Бекки?

— Как… как ты поживаешь? — выговорила она.

— Не знаю, — ответила Сара. — А ты?

— Я — ничего… — вконец оробела Эрменгарда. И вдруг прибавила: — Тебе… очень плохо?

Тут Сара проявила несправедливость. Именно в этот миг ее измученное сердце не выдержало, и она почувствовала: если человек так глуп, с ним делать нечего.

— А как ты думаешь? — сказала она. — Что мне очень хорошо? — И молча пошла дальше.

Позже она поняла: если бы она все не забыла с горя, то знала бы, что бедную, глупую Эрменгарду нельзя винить — она всегда терялась, смущалась, и чем больше чувствовала, тем нелепей себя вела. Но сейчас неожиданная, странная мысль пронзила ее обидой:

«Она — как все. Она и не хочет со мной говорить. Никто ведь со мной не водится».

Несколько недель их разделяла стена. Когда они случайно встречались, Сара отворачивалась, а Эрменгарда вконец терялась. Иногда они кивали друг другу, иногда — нет.

«Если она не хочет со мной говорить, — думала Сара, — буду держаться от нее подальше. Мисс Минчин мне в этом поможет!..»

Помогала мисс Минчин так, что они едва видели друг друга. Все заметили, что Эрменгарда стала еще глупее, а вид у нее был растерянный и грустный. Она вечно сидела на окне, как-то странно сжавшись, и молча смотрела на улицу. Однажды, проходя мимо, Джесси с любопытством взглянула на нее.

— О чем ты плачешь, Эрменгарда? — спросила она.

— Я не плачу, — глухо, неуверенно ответила та.

— Плачешь, — сказала Джесси. — Вон какая слеза скатилась с носа. И другая…

— Ладно, — сказала Эрменгарда. — Худо мне, и не твое это дело.

После чего повернула к ней толстую спину, вынула платок и откровенно в него уткнулась.

В этот вечер Сара позже обычного вернулась на чердак. Она работала, пока все не легли, а потом занималась в классной комнате. Пройдя последний пролет, она с удивлением увидела свет за дверью.

«Там никто не бывает, кроме меня, — быстро подумала она, — а свечка горит».